Хотя я себя и сегодня чувствую не очень комфортно, когда смотрю передачи о дедовщине в армии или читаю статьи экспертов.
В Кандалакше ранней осенью нет дней краше, чем те, когда арктический холод только-только и робко-робко начинает вползать в повседневную жизнь. Воздух прозрачен, удивительно чист; травы пожухли уже, поминая отлетевших навсегда комаров и прочих надоевших за короткое лето неприятных заполярных насекомых. Ловишь на щёку первую сентябрьскую снежинку – и радуешься ей, как подарку, и представляешь Новый год, белейший в мире снег, и как выходим после курантов на улицу, а там все свои. И целуемся-обнимаемся, и почти все ровесники; кто-то упал, поскользнувшись, а все смеются – потому что хорошее настроение.
«Давай, вставай!»
Часть восьмая. Оселок
Любой, критикующий жизнь в прошлом столетии, имеет на это полное право только в том случае, если он хотя бы год отслужил в советской армии. Это же касается также всех прославляющих советский образ жизни; в основном это, как ни странно, молодые люди, родившиеся после развала СССР.
Армия и её реалии остаются до настоящего времени оселком, на котором поверяются основные мужские ценности. Можно сказать, Олимпом для мужика – а не только поводом хлопнуть стакан под кильку на чёрном хлебе с лучком.
Именно в армии мною были закреплены основы родительских постулатов и суть тех верных направлений, что даны нам в школе, университетах.
Можно много болтать о прежней жизни – там, как говорят, всё было основательно плохо, зарегулировано, а пространство от Бреста до Владивостока было основано не по феншую…
Однако вся болтовня ершистых нынешних критиков разбивается о незыблемый гранит вопроса: «Ты где служил? Ты можешь лично построить полсотни людей, и чтобы они тебе в рот смотрели, ожидая не приказа – доброго слова?» И появляющееся ёрзанье, и потирание ручонок, и возникающее вдруг чесание затылков попросту не катят здесь; или вот это «э-эээээээээ»…
Отдаю себе отчёт, что это максима моей жизненной философии – пусть гражданское общество простит мне её, пожалуй, единственную, как и весь мой прочий заполярный субъективизм!
23-е.
В этот день, когда заполярная зима даже не думает отступать, а наоборот, прижимает неслабым морозцем, приклеивает пальцы к дверце ГТТ, рвёт трубы в караулке и заставляет выражать коллективную и искреннюю признательность творцу голубых армейских кальсон с начёсом – мы на плацу. Белобрысая временщица в который раз метровым слоем припорошила крыши казарм и тенты артиллерийских тягачей, а мы – в привычном тесном дивизионном нашем строю, смотрим с возвышенности праздничного плаца, украшенного флагом СССР, на ширь застывшего Белого моря, на бескрайнюю белую пустыню.
Уверен – мало кто вспоминает в этот день некое сражение под Нарвой, но все едины в одном – это праздник отцовский, это правильный день, который никогда не исчезнет.
И