В последний момент Роана отталкивает меня, и вместе мы перекатываемся через открытую дверь в ванну, чугунное тело которой защищает нас от расстрела. Там мы лежим в позе зародыша, обнимая друг друга, пока рой снарядов не стихает.
Покрытые побелкой и кусками стен, мы выбираемся из укрытия, и я снова кричу, чтобы прекратили огонь: в пентхаусе ОБН. Кричу, переполненный адреналином и злостью, едва понимая бесполезность своих криков. Единоутробный брат лежит возле сестры, утыканный попавшими в него снарядами не меньше, чем вся квартира. Из его рта стекает тонкая струя крови.
Когда мы с Роаной выходим из башни, я набрасываюсь на первого попавшегося бойца спецвойск и трясу его, требуя ответить, кто отдал приказ. Он недовольно брыкается, пытается вырваться и бурчит, что операцией руководит Малуновец.
Вокруг нас столпились люди ОБН и храмники. Некоторые любители радиации громко возмущаются, требуя, чтобы «еретики проваливали отсюда!», ему вторят, и обээновцы начинают арестовывать всех недовольных. Женщины и дети остаются в стороне. Я вижу рыдающую храмницу, стискивающую своего младенца, будто опасаясь, что мы его отберем. При виде ребенка, покрытого струпьями, мне становится жутко противно от происходящего. Я приказываю бойцам аккуратнее производить аресты, и пытаюсь найти Малуновца. Но почти сразу замечаю взлетающий вертолет и капитана внутри, смотрящего на меня сверху вниз и почему-то решившего даже не поговорить со мной после получившейся бойни.
Прикрывая лицо от ветра, усилившегося от работающих лопастей вертолета, я пытаюсь высмотреть в хаосе смешавшихся храмников и обээновцев Роану. Начавшийся вновь снегопад слепит мне глаза, лезет в рот. Недалеко я вижу, как напарница заходит в склад.
Норутин стоит возле клетки и смотрит на лежащие там тела погибших. Мужчина в кофте изрешечен выстрелами, как и Единоутробные. Кажется, весь поселок и Храм теперь представляют сито, сквозь которое льется кровь. В дальнем конце склада роятся законники, вытаскивают найденные запасы годжолоина. В соседних складах обнаружена лаборатория, которую описывают, фотографируют, протоколируют. Крупный улов, но наше расследование по-прежнему в тупике.
Мы постояли в молчании, и прошла вечность, прежде чем Роана направилась к выходу, увлекая меня за собой. Залезая во внедорожник, я еще видел лицо маленькой девочки с круглой красной дырой во лбу.
– Спасибо, ― говорю я тихим голосом Норутин. Благодарю за спасение.
Роана коротко кивает.
Час или два мы едем в молчании, слышен только свист начавшейся метели за окнами. Снег мельтешит за лобовым стеклом, практически лишая нас обзора, словно требует поворачивать или остановиться вовсе. Я намереваюсь расспросить Малуновца, почему он приказал убить Единоутробных. Говорю об этом Роане, и она второй раз быстро кивает. Всю дорогу обратно я сражаюсь с всплывшими сомнениями.
***
В Отделе