– Не знаю, – не стал гадать вслепую Баюр. – На месте разберёмся. Но домой ты вернёшься живым.
– А ты? – спросили оба спутника разом.
Теперь рассмеялся волхв:
– Меня не так просто убить, друзья мои.
Знали бы они, что он не шутит! Тайны водятся не у одного Алимбая. Покопайся в голове каждого – такого нароешь! Белое от чёрного разучишься отличать.
– Мазар! – первым заметил Джексенбе и вытянул руку в направлении какого-то едва различимого круглого сгустка тьмы.
Баюр не только знал, что это такое, но не раз видел в степи подобные сооружения. Что-то вроде надгробных мавзолеев, хранящих прах почитаемых представителей кочевого племени. Они стояли одиноко в самых разных ненаселённых местах неоглядных киргиз-кайсацких земель. Одни – грубо сложенные из неровных камней, невысокие, некоторые – полуразрушенные, другие – монументальные, словно созданные специально для паломничества, круглые или квадратные, иногда украшенные изразцовыми плитками, орнаментами и надписями из Корана. Стены (встречались и трёхсаженные) плавно переходили в купол или ступенчатую пирамиду, а низкий вход – всегда на восток. Умершим поклонялись все киргизы, суеверно считая, что те способны влиять на судьбу живых: одаривать творящих им молитву или насылать беды на непочтительных. Поучительные примеры гнева и расположения духов всегда отыскивались в памяти кочевников. А если в этих примерах встречались противоречия, способные опровергнуть эту веру, то неизменно находилось неопровержимое объяснение «На то воля Аллаха!», спорить с которой никто не смел. Поэтому, встретив в степи мазар, или муллушку, как ещё его называли киргизы, всадники непременно спешивались и на коленях творили молитву, а на куст возле надгробного памятника повязывали какой-нибудь лоскуток.
По мере приближения очертания мазара становились отчётливее. В сравнении с виденными Баюром прежде этот не отличался монументальностью, был средних размеров, однако внутри его вполне поместились бы и они сами, и их лошади. Волхв поехал вокруг сооружения, Джексенбе тотчас спрыгнул с седла и согласно обычаю стал на колени, прикладываясь лбом к земле, воздевая ладони вверх и бормоча что-то заунывное. Чокан, не спешиваясь, недвижимо застыл у входа, только глазами прочёсывал пустынное холмистое пространство и молчал.
Ну, да. Оторваться от погони, которая захлебнулась ещё в каменном мешке, им удалось. Но кто поручится, что карачи её потом не продолжили? Или вдруг появятся другие охотники за головами? Те, кто пускается в дальний путь по степи, часто предпочитают ночную езду, по прохладе. А дневной зной можно переждать где-нибудь в теньке и выспаться. Кони тоже легче выносят подобный распорядок.
– А что, вполне подходящее убежище, – подвёл итог осмотру Баюр, выныривая из мазара. Внутри таких удобных укрытий степные разбойники не раз устраивали засады, ничуть не смущаясь святостью обиталища. А бьющие поклоны