– Что за человек? Я его знаю? – не спросил, прохрипел. Что-то сразу сделалось с голосом.
«Почему не я?» – хотел спросить Левин, но не стал.
– Хороший человек, – проворковала Фифочка. – Да ты не волнуйся, для нас с тобой ничего не изменится. – Ее рука соскользнула вниз, прямо на сакральное место, так что Левин едва не застонал от сладостной боли.
– То есть как? – спросил он. – Как ничего не изменится?
– Он пока останется в Екатеринбурге. У него там дела. Он будет только приезжать.
– Кто он? – снова спросил Левин.
– Он бухгалтер на бандитской фирме. Они там сейчас выводят деньги, – поделилась Леночка. – Директор у них под крышей.
– Бухгалтер? – не без ревности переспросил Левин. Будь его соперник космонавтом, или летчиком, или кем там еще, он мог бы понять. Но бухгалтер? Человек в нарукавниках, сидящий за калькулятором?!
– Вообще-то он инженер. Но ты же знаешь, что инженеры сейчас не нужны. И получают инженеры копейки.
– Хоть богатый?
– Пока не очень, – сообщила Леночка. – Но они там выводят деньги с завода. Говорит, что скоро разбогатеет. Такое время, что нужно спешить!
О, это была замечательная ночь! Наверное, одна из самых замечательных ночей в его жизни! Он обожал Леночку! В том, что она была чужая жена, но принадлежала ему, Левину, – что в эти дивные ночи принадлежала без остатка, что Миша Бялик находился где-то далеко и не мог помешать ему наслаждаться с Леночкой, что его фаллос был так же тверд, как рога этого бухгалтера, в этом заключалось что-то особенное, возбуждающее, греховное, пьянящее!
Грех правил бал на Земле! Уж он-то, Левин, видел эту жизнь изнутри, видел эти рожи, эти татуировки, что становились хозяевами жизни. Вчера еще правили директора, что учреждали кооперативы прямо в сердце своих заводов и высасывали из них кровь, вчера еще командовали начальники со Старой площади[28], а сегодня – эти!
Он включал телевизор и видел те же лица и бесконечный съезд. Жизнь явно шла не туда, иллюзии таяли, как тает весенний снег, – и только у Леночки все было прелестно! Пир во время чумы! Что же, пусть будет пир во время чумы! Леночка умела, как старый ослоухий Мидас, превращать грязь в золото!
Она сдержала слово: в их жизни ничего не изменилось. Миша Бялик прилетал на несколько дней, проводил их на Смоленской набережной в их широкой, мягкой постели, где по-прежнему витал неистребимый дух бедняги Погоржельского – это его эротические картины, фаллические фигуры на спинке кровати из слоновой кости и многогрудая Афродита кричали от любви, а Леночка была похожа на вечно юную жрицу Астарты, – прилетал и улетал обратно в свою рифейскую столицу, где чахли заводы, где воздух на годы вперед был пропитан металлической пылью, а уралмашевские сводили счета с центровыми[29]. Улетал выводить деньги. Но деньги, сколько их ни выводили, отчего-то не иссякали.
Это