– Если я осужден, я прошу тебя вынести приговор и…
– И ты опять нетерпелив, Кхаи Херис, – прервал его речь Раммак. – И не умеешь проигрывать. Я служил трем царям, и два раза оставался в дураках. В третий раз я уже кое-чему научился.
Он замолчал на мгновение и заговорил вновь – сладко, почти слащаво:
– Но, я полагаю, это твое нынешнее положение сбивает тебя с толку. Я понимаю, трудно мыслить здраво, когда лежишь, прикованный к скамье. Когда я уйду, мой слуга проводит тебя в гостевые комнаты. Приведи себя в порядок и отдохни, и тогда мы поговорим. Я даю тебе три звона.
Верховный встал, заслонив собой свет, контуры его худых рук нервно подергивались, будто бы не находя себе места.
– Я повторяю, что ищу твоей помощи, а не покаяния.
Зашаркали по полу шаги, зашуршала одежда – Раммак ушел. Кхаи остался в полной темноте.
Гонг в храме Атамы звонил гулко и мерно – как чье-то сердце. Три звона… как прикажете отмерять время, если гонг все звонит, и звонит? Его резкий пронзительный голос раздражал Кхаи, от него нельзя было укрыться даже в самой уединенной из комнат – с тех пор, как они покинули подвал, этот звон преследовал жреца.
Поначалу Кхаи было даже любопытно, кто же удостоился подобной чести, когда жрец вдруг сообразил, что это не похоронный бой. Это был набат, которого столица не слышала, наверное, пару столетий.
Из окон своих комнат Кхаи не смог ничего разглядеть. На то и район садов, что за окном встают бесконечные поместья и парки. Вдоль канала, что отделял их от остальной части города, суетились белые фигурки городских дружинников. На все, даже самые невинные вопросы слуги отвечали молчанием.
Казалось, время остановилось… Во всяком случае, гонг все звенел, разливая над городом свою тревожную жалобу, и тени в комнате словно бы застыли, и даже солнце, похоже, не меняло своего положения. Видимо, где-то у Раммака были солнечные или водяные часы, потому что прошел, казалось, целый день – но тяжелые двери все же отворились, и на пороге появился очередной молчаливый слуга.
Верховный ждал Кхаи во внутреннем дворике. Из подвешенных на медных цепях корзин свешивались веревки каких-то ползучих растений, шепот фонтана сливался с назойливым голосом гонга и заглушал все, что могло бы заинтересовать любопытные уши.
– Присоединяйся! – Раммак протянул ему кубок из красного иола́дского стекла и добавил: – Выпей. Тебе станет лучше.
– Что это?
Охряные стенки чаши преломляли цвета, но, похоже, напиток был бледно-бежевым и густым, как кисель.
– Вытяжка из корней хебе́ни. Очищает сознание и приносит спокойствие.
«Если он хочет меня отравить… – пронеслось в голове Кхаи, – убить меня можно было куда скорее и проще». Когда жрец поднес чашу к губам, Раммак негромко рассмеялся,