Картина из альбома представляла темный угол комнаты. Окно распахнуто, день на дворе, но в комнате полумрак. Ослепительно белые цветы кажутся искусственными, восковыми. Бутылка открыта, в ней полно буроватого вина. Но по-настоящему меня озадачил артишок. Контуры его остроконечных листьев были обведены черно-синим, и на кончике каждого было красное пятнышко, такое яркое, что казалось мокрым.
Присмотревшись, я понял, почему мне картина не понравилась поначалу. От нее мурашки по телу бежали, но поэтому-то она и была лучше. Наверное, куда сложнее сделать так, чтобы зритель напугался, глядя на артишок, чем показать солнечный сад во всей красе.
– Мне нравятся импрессионисты, – сказал я.
И сразу же пожалел об этом. Ведь надо же будет развить мысль. Я порылся в голове. Как бы чего не ляпнуть. Ведь каких-то пару минут назад я считал, что импрессионизм – это когда Дейн Карви изображает Росса Перо[18].
– Мне кажется, их не интересует, как выглядят предметы на самом деле, – запустил я пробный шар. – Их заботит, что почувствует зритель, глядя на данный предмет.
Она улыбнулась мне. Улыбка была прекрасная, она шла из сердца, а не из головы, смеялись не только губы, но и глаза, я будто задел в Келли струну, которой прежде никто не касался. Я твердо знал это (понятия не имею откуда), и хотя меня не оставляло желание надругаться над ней физически, ковыряться в ее душе я бы не стал.
– Да ведь это определение импрессионизма, – мягко выговорила она.
– Ну да, я знаю, – соврал я. И встал из-за стола. – Опаздываю на работу Мне пора.
– Извини. – Она тоже поднялась с места. – Не догадалась, что ты заехал по пути на работу. Подожди минутку.
Она вышла. Вернулась с пластиковым контейнером.
– Кисло-острый суп. – Она протянула мне контейнер. – Ты сказал, тебе нравится китайская кухня.
Я, не двигаясь, смотрел на нее.
– Прошу тебя, – взмолилась она. – Это блюдо любим только мы с Эсме. Нам его девать некуда.
И я взял контейнер. Даже «спасибо» не сказал. И за ужин не поблагодарил. Только в машине дотумкал, что надо бы вернуться и отдать дань вежливости. Нельзя же так по-хамски.
Но я не стал возвращаться.
Когда отъезжал, внимание мое почему-то приковали холмы. Интересно, дедушка подарил их Келли до того, как она вышла замуж? Или после?
– А где папа Эсме? – спросил я у Джоди.
Она полезла в ранец за школьными тетрадками. Прямо в машине хочет мне показать. А то ведь я вернусь с работы, когда она уже будет спать.
– Ее мама говорит, у него сегодня мальчишник. А у меня, говорит, одна отдушина: в магазин выбраться. Вот она, семейная жизнь.
Я посмотрел на звезду, что венчала собой классную работу Джоди по сложению и вычитанию, и кивнул.
Если бы у меня была красавица жена, которая еще и хорошо готовит, я бы из дома носа не высовывал. Только на работу, чтобы нам с ней было на что жить. А все остальное время только бы ел и занимался сексом. И был бы безумно счастлив.
Не знаю, была