Когда Ковальский был уже на первом этаже, его окликнул Костров – заместитель главного по производству.
– Что невесел?
– Получил предложение перейти в лабораторию фенола-ацетона.
– Кто предложил?
– Самарин.
– Странно… Ну-ка, пойдём ко мне.
Когда они расположились в кабинете, Костров произнёс:
– Буду рассуждать просто. Не хочу тебя захваливать, но сейчас ты на стремнине, на бурном потоке. Ты можешь стать, ну, хоть министром! Понимаешь? А уйдёшь в лабораторию – осядешь в тихой заводи. И все про тебя забудут. – Костров встал и прошёлся: – Это хорошо, что Самарин предлагает. Но говорят же, что корабль может затонуть и в порыве попутного ветра… Примерь на себя. Не такой ли случай?.. А встречный ветер несёт большую силу. Ты на взлётной полосе сейчас… Выбор за тобой и от него многое зависит.
…Через два дня Ковальский отказался от предложения. А через месяц Самарин уволился с завода и принял кафедру общей химической технологии и охраны окружающей среды в политехническом институте.
Ковальский эту весть воспринял с грустью. Калашников, Засекин, Самарин – таких людей, высвечивавших истинное в жизни, он очень ценил.
«Из близких, подобных этим, кроме родных, у меня только Проняй да Синегубый, – невесело подумал он. – Мои наставники… профессора…»
В следующую встречу с Руфиной Александр ночевал у неё в гостинице и рассказал ей об Анне и сыне.
Они долго не засыпали.
– Хорошо бы подарить ему сестрёнку, когда поженимся, понимаешь? – говорил он, целуя её в мочку уха.
Её это возбуждало. Она вся подрагивала. Длинные ослепительные ноги мелко вибрировали. Волнение быстро передавалось ему. Он знал, что такие моменты она ждала сама, и помогал ей.
Но сейчас с ней что-то случилось.
– Ты так быстро устала? – спросил он, трогая губами завитушки волос около уха.
– Саша, это же так серьёзно – взрослый сын!
– Ну, какой он взрослый, пацан восьмилетний.
– Ничего себе, – произнесла она, переворачиваясь на живот и пряча лицо в подушку.
Александр потрогал рукой молчаливо притаившуюся голову Руфины и сказал, вставая:
– Не волнуйся, поедем в село, увидишь Сашу и всё уладится. Поедешь со мной? – спросил он.
– Да, – откликнулась Руфина.
Руфина неплохо пела. Закончила музыкальную школу, была даже дипломанткой каких-то фестивалей.
Вскоре в гостиничном номере она спела и «Калитку», и «Ночь светла». Александр знал эти романсы и слегка подпевал.
– Хочется спеть не вполголоса, а по-настоящему, – сказала она однажды. – И с сопровождением. Но где?
Александр повёл её во Дворец культуры. И там, в репетиционной комнате, аккомпанируя себе на фортепиано, Руфина пела под аплодисменты собравшихся работников Дворца.
Ковальский был счастлив.
Когда закончила петь, Александр, волнуясь, неожиданно для себя спросил:
– А