Небольшое пояснение: второй половиной XIX века считаются годы с 1850 по 1900-й. В книге же описан период несколько шире – 1840–1914 годы. Дело не только в том, что историки любят говорить о «долгом XIX веке», подразумевая время до 1914 года, и нередко обозначают началом этого периода Французскую революцию 1789 года, а иногда и 1815 год, когда Наполеон потерпел окончательное поражение и завершился Венский конгресс (это сдвигает временные границы века, но не слишком их удлиняет). Скорее, это связано с тем, что незадолго до середины столетия появились многочисленные рычаги, повлиявшие на основы будущего, в том числе благодаря революциям 1848–1849 годов.
А завершить эту сагу 1914 годом необходимо для прояснения одной вещи: название книги отражает ожидания времени, которые иногда одурманивают, но не являются реальностью. Мир нельзя исцелить. Его можно улучшить, сделать более пригодным для жизни, и именно этим заняты многие действующие лица этой книги. 1914 год ознаменовался крахом многих надежд, грубым пробуждением ото сна, предвещающего, что все всегда будет двигаться лишь в сторону совершенствования.
Катастрофу устроили не врачи. Но эпилог показывает, что и они всегда должны быть готовы потерпеть неудачу в своих устремлениях. В нем говорится о пандемии, которую не удалось взять под контроль.
Врачи, ученые, изобретатели той эпохи, к которой мы хотим приблизиться, в основном (за исключением отдельных случаев) были полны практически непоколебимой веры в будущее, следуя своим представлениям о том, что каждый последующий день будет лучше предыдущего. Выдающийся хирург Фердинанд Зауэрбрух, родившийся в середине нашей саги, оглядываясь на свою молодость, написал: «Я родился в Бармене в 1875 году. В то время сегодняшний страх за жизнь был бы совершенно непостижимым». Он вырос «в разгар времен благополучия и уверенного взгляда в будущее» [1]. Это были давно минувшие времена.
1. Изображения людей
Американцы любят быть первыми (или величайшими), и Роберт Корнелиус не был исключением. Память о его уверенном выражении лица в момент собственного триумфа люди передают из поколения в поколение. Уверенность представителя тогда еще молодой страны по ту сторону Атлантического океана по-прежнему кажется смотрящему живой и аутентичной. Совершив задуманное, на обратной стороне своей работы Роберт Корнелиус с гордостью написал: «Первая в мире световая картина. 1839 год» [1].
Он заблуждался, хотя и не мог этого знать, учитывая возможности коммуникации той эпохи, когда сообщения из Старого в Новый Свет передавались со скоростью парусного судна, а в дальнейшем парохода, везущего почту. Поэтому