Смахивающий на худощавого подростка двадцатилетний Витя Синяков не блистал обаятельной внешностью, но, отправляясь «помышковать», чтобы не отпугивать от себя людей, наряжался опрятно и по последней моде. В отличие от многих карманников в своей «работе» он не применял ни и бритв, ни монетных заточек. Единственным надежным его «инструментом» были натренированные тонкие пальцы, длинекоторых мог позавидовать любой профессиональный пианист. На этот же раз Синяк предстал перед Голубевым в виде опустившегося до крайности бомжа. Мешковатые брюки и явно с чужого плеча черная рубаха были основательно измяты. Продолговатое лицо с узкими щелками бесцветных глаз опухло, а длинные пальцы дрожали, как у паралитика.
– Витюшка, ты на кого похож?! – притворно удивился Голубев. – И вообще: ты это или не ты?..
– Я, Вячеслав Дмитрич, кто ж еще, – уставясь взглядом в пол, сипло проговорил Синяков. – Загулял, понимаешь…
– По случаю какого праздника? Рождество Христово давно прошло, а Октябрьскую революцию в августе встречать вроде бы рановато…
– Без праздников, просто так выпил.
– За так, говорят, и чирей не садится. Какой повод бросил тебя, интеллигентного парня, в объятия Бахуса?
– Корефаны подвернулись.
– Вот злодеи! Не скажешь конкретно кто?
– Не местные, чужие. Вы не знаете их.
– Не знаю, так от тебя узнаю.
– Нет, сам толком не пойму, кто они такие.
– Не хочешь выдать подельников?
– Какой я подельник… Вляпался по пьяни. Больше, клянусь, не пойду на такое дело.
– Не клянись, Витя. Лиха беда – начало. Так и знай, Никитку Куксина с его корешем Алтыновым встретил, – наугад сказал Слава. – Кук специалист по квартирным форточкам да разным взломам.
– Нет, – Синяк, сложив пальцы правой руки в щепоть, крутнул перед опущенным лицом. – Вот, честно, в натуре, крест даю, три года уже не видал Кука.
– Чья же тогда на тебе рубаха?
– Китайская.
– Меня не страна-изготовитель интересует.
– А что?..
– Ты, видать, основательно мозги водкой испортил. Спрашиваю – с чьего плеча перекинул на себя рубаху? – а ты