Благо, с некоторых пор, Роман не нуждался в оправлении естественных надобностей, хотя, старался не выделяться, делал вид, что он, такой же, как и все и периодически заглядывал в санузел.
Стиркой одежды парень занимался сам, не доверяя столь ответственное занятие матери. С нее станется – старая пьянь вполне может забыться и загнать сыновьи шмотки за чекушку беленькой.
– Убили! – внезапный крик перекрыл приглушенное бормотание телевизора. – Убили! Как есть, убили! Тамара! Тамарочка!
Зябкин криво ухмыльнулся, покосился на мумию в кресле и широко зевнул – несостоявшийся «папуля» обладал завидными легкими и звучным басом. Голосил он знатно, как по покойнику.
– Почему, как? – пожал плечами Зябкин, которого мало трогали вопли несчастного отца. – Тамарка, она и есть – покойница. Самая настоящая.
Шум поднялся мощный, словно не инвалидка нищая померла, а депутат городской – туда-сюда сновали незнакомые люди, притащились менты, приехала «Скорая». Измученная ночной сменой фельдшерица, позевывая, заполняла бумажки, фиксируя факт смерти, озабоченные стражи правопорядка что-то объясняли Глебу Геннадьевичу, продолжавшему твердить об убийстве. Мать Зябкина крутилась вокруг предполагаемого жениха, но тот потерял к женщине всяческий интерес. Связь с Зябкиной ему стала ненужной – Тамарка-то, тю-тю, значит, нужда в бесплатной сиделке отпала.
Осознав, что кавалер не обращает на нее никакого внимания и, что поход в загс, как и семейная жизнь, откладывается на неопределенный срок, мамаша Зябкина озлилась и сгоняла за горячительной жидкостью.
Употреблять сей продукт она начала сразу же после того, как из квартиры убрались менты, а хорошенько приложившись к бутылке, начала ломиться к сыну в комнату.
– Открой, открой гаденыш! – вопила Зябкина, долбя кулаками по хлипкой фанере. – Чего закрылся от матери? Открыыы-вай, кому сказано!
Роман отвернул кресло мумией к стене, набросил на всю эту икебану, старенькое, потертое покрывало и почесывая лохматую голову, распахнул двери – все равно ведь не отвяжется, пьянь старая.
– Чего надо? – этим утром сын не был расположен к любезностям.
Мутным взором хмельная мамаша обвела всю комнату, как обычно скривилась, взглянув на темно-серые обои и картинки, изображающие всевозможных монстров, гордо развешанные Зябкиным по стенам и сфокусировала внимание на парне.
– Ты-ыы… – протянула она, тыча пальцем в впалую грудь Романа. – Все, ты-ыы…
– Я, я.. – нетерпеливо произнес Роман, наблюдая за тем, как из-под покрывала на свет выползает серокожая рука с неестественно длинными, когтистыми пальцами. – Уже семнадцать лет, как я. Чего приползла, спрашиваю?
– Эт-тт, кто? – запинаясь и трезвея на глазах, прохрипела мать, таращась куда-то за спину сына. – Ты кого приволок в наш дом, паршивец?
Зябкин оглянулся – так и есть.
Мумия колдуна полностью пришла