После возвращения из похода фелицитомер некоторое время показывал высокие значения. На приеме у Артура Линора поделилась своими впечатлениями от путешествия, а затем спросила:
– Может быть, вот такая походная жизнь ― мое призвание? Я могла бы рисовать и фотографировать горные пейзажи или выучиться на инструктора по туризму.
– Нет, Линора, я не вижу этого в твоей карте. Одно дело ― развлечение, встряска, и совсем другое ― образ жизни. Но я рад, что ты взбодрилась. И уровень счастья у тебя теперь просто на зависть, я очень доволен. Надеюсь, у нас не будет больше причин встречаться до твоего следующего дня рождения. И не забывай про препараты, ― прибавил он на прощанье.
***
Прошел еще почти год. Алисе исполнилось четыре. Линора сама не заметила, когда именно всё снова неуловимо изменилось. Вокруг нее будто постепенно меркло освещение, как если бы кто-то медленно поворачивал регулятор яркости. И вот уже мир опять подернулся сумрачной пеленой, которую никак не удавалось разогнать.
Однажды ночью она пробиралась по темному дому, то и дело натыкаясь на какие-то предметы: игрушки Алисы, тренажеры Тима. Их семья никогда не отличалась любовью к порядку, и Линоре это нравилось, но сейчас, казалось, весь мир состоял из острых углов и боли от внезапных соприкосновений с ними. Она хотела закричать, но вспомнила, что нельзя будить домашних. Впрочем, она всё равно не могла извлечь из себя ни звука. Попыталась включить ночную подсветку, но внезапно забыла, как это делается.
Тогда Линора в отчаянии плюнула на разбросанные вещи и просто побежала, не обращая внимания на боль, отшвыривая попадающиеся на пути предметы, прочь из дома. Входная дверь распахнулась при ее приближении, и Линора обнаружила, что стоит на незнакомой городской площади, прямо в пижаме, а мимо идут люди и не обращают на нее внимания. Она оглянулась и не увидела своего дома. Кругом была только площадь и движущиеся, почти призрачные фигуры людей.
Хотелось что-то сказать, но никак не получалось разлепить губы. Извлечь из себя удалось лишь мучительный стон. Линора напряглась и внезапно ее рот открылся, она закричала громко и протяжно, чувствуя, как с каждой секундой наступает освобождение…
Она проснулась с отчаянно бьющимся сердцем и долго лежала в темноте с открытыми глазами.
Сны становились всё более странными, волнующими и тревожными. Линора пыталась запомнить их, чтобы рассказать Тиму, но к утру сновидения расползались, будто ветхая ткань, и огромные прорехи мешали собрать ночные сюжеты воедино.
Тим снова смотрел на нее с недоумением.
– Бэби, не понимаю, к чему это? Я вот вообще не помню никогда, что мне снится. Не всё ли равно?
А наяву Линору затягивало в сумрак. Она занималась повседневными делами, работала, играла с Алисой и общалась с Тимом, но всё было неудобно, мешало и раздражало.
Однажды,