– Каждый по-своему с ума сходит, – пробурчал Френсис и смачно зевнул. Пролетарские гены наполняли его дух скептицизмом и классовой неприязнью к титулованным особам.
– Что, что? – повернулся к нему всем туловищем старый лорд. Он был глуховат. Френсис пожал плечами.
«И этот хорош, – покосился он на сонного Фрая, – спер у деда сигару и в ус не дует. Крохобор несчастный! А у старика маразм: скоро все состояние по ветру пустит».
Он придвинул к себя лакированный ящичек, взял две сигары и сунул в нагрудный карман. Фрай заметил манипуляции журналиста и весело подмигнул. Тот фыркнул.
Дворецкий отворил дверь. В зал, прихрамывая, вошел пожилой, хорошо одетый джентльмен.
«И у этого подагра, – ядовито подумал Френсис. – А служанку, небось, тоже тискать захочет…»
Джентльмен был невысок, сухопар, с оливковым загаром на коже. Он подошел к лорду, пожал тому кончики пальцев и раскланялся с остальными. Сэр Генри представил ему присутствующих. Дворецкий предложил коньяк и сигару.
«Чтоб ты подавился, – желчно пожелал Френсис: его уязвило, что бразилец мог наслаждаться сигарой на законных основаниях. – А нам с Фраем достаются лишь сигареты».
Классовая ненависть – враг объективности: во-первых, Фрай тоже являлся аристократом, а, во-вторых, старый лорд знал, что они сигары не курят. Фрай же спер сигару из хулиганских побуждений.
После дежурных вопросов о дороге и погоде сэр Генри взял канделябр со свечами и пригласил всех следовать за ним. Фрай скорчил недовольную гримасу и Френсис хихикнул. Бразилец с готовностью захромал за лордом.
Поднялись на второй этаж, куда едва проникал свет.
– Я редко включаю здесь освещение, – заметил сэр Генри.
– Вы – истинный знаток, дорогой синьор, – поддакнул бразилец. – Электричество мешает восприятию и портит картину.
«Подхалим, – презрительно решил Френсис. – Оба ни черта не понимают в искусстве, а туда же…»
Но зрелище впечатляло. По стенам, обшитым деревянными панелями, метались тени, и лица индейских божеств казались живыми.
– Вот эта, – глухим от волнения голосом произнес бразилец и шагнул в сторону жутковатой фигуры с пронзительными глазами. Сделал незаметный жест и скульптура качнулась. Бокал выпал из рук старого лорда. Раздался звук разбитого хрусталя…
…Звук повторился. Еще раз…
«Странно, – удивилась Ксения, – будто каждый из них роняет по бокалу… А должно ли это сопровождаться хрустально-шелестящим звучанием? Вдруг хрусталь не разбивается, падая на ковер? Надо бы проверить!»
Повернулась на другой бок, и услышала позванивание, царапанье и скольжение чего-то мягкого по стеклу.
Тут она проснулась окончательно. Предметы не различались, словно их съела ночь. А свет фонаря не рассеивался по комнате, как обычно…Окно было темным.
«Я же не опускала шторы…»
Приподнялась на локте… И замерла. Слабое