Мне б знать причину Ваших слёз…
– Ему грозил Петруша спьяну
И фигу тыкал прямо в нос…
Тот рассердился и ответил,
Что, мол, и царский есть острог!
С ухмылкой мне поклон отвесил
И тут же скрылся за порог.
Бестужев вдруг расцвёл в улыбке:
«Стервятник наш уж больно прыткий…»
***
Ползёт безликая карета
По бездорожью кое-как.
В ней граф Шувалов по сюжету,
Трясясь по кочкам, мыслит так:
«…Бестужев что-то затевает,
Европа хочет взять в полон.
Но канцлер нас не обыграет,
Не пошатнётся русский трон!
Таланты есть у нас, на счастье, ―
Должны Отечеству служить
И головы в часы ненастья,
Коль надо, за него сложить…»
Порою мысли так похожи
У патриота и вельможи.
…От шума Николай очнулся
И двери спальни отворил.
Вошёл Шувалов, улыбнулся
И вкрадчиво заговорил:
– О юный гений, одевайтесь!
Карета подана к крыльцу…
Нет-нет, ни с кем Вы не прощайтесь —
Торопимся мы ко дворцу!
…А Зимний (временный) не топлен ―
Императрица в соболях.
Теперь не жди погоды тёплой;
Морозно, иней на ветвях.
Вершители народных судеб,
Молва ласкает вас и судит…
Нева простужена, но плещет
Её тревожная волна.
И лишь у берега трепещет
Седеющая кромка льда.
– На Вас надежды возлагаем, —
Шувалов хитро подмигнул.
Сойдя с кареты с Николаем,
Вперёд того чуть подтолкнул:
– Смелее будьте! Соглашайтесь
С Её Величеством во всём!
И уж совсем не растеряйтесь,
Когда останетесь вдвоём…
Аудиенция же эта
Была недоброю приметой.
Императрица Николая
Не в тронном зале приняла,
А в комнате, где, остывая,
Трещала серая зола.
Тепло здесь было и уютно,
Но Николая бил озноб,
И чувствовал себя он будто
Не дворянин был, а холоп.
…В итоге был ему доверен
(Знать, от судьбы не убежать)
Секретный труд ― построить терем
И указаний ожидать.
И не посмел вступить он в споры ―
Ждут Николая Холмогоры…
***
Сошлись над Каргополем тучи,
И всё сильнее ветра вой…
Двух офицеров добрый случай
В один трактир свёл на постой.
– Сергей, дружище! Здесь – откуда?
Я думал, служишь ты в Москве.
– Застрял тут, а виной – простуда…
Ах, Ромка, как я рад тебе!
И обнялись, и говорили
О настоящем, о былом:
О Петербурге, где служили, ―
О времени весьма лихом!
И до утра