я как будто с планеты другой…
не обижусь /ей богу/ кто пальцем крутнёт у виска,
я спокойно жила, образцово мой выглядел дом,
а теперь… а теперь ни его, ни меня не узнать.
То ли это беда, то ли нет… Нынче в сердце моём тарарам,
чтоб в квартире день каждый порядок блюсти,
я, бывало, юлой заведённой вертелась с утра,
чтоб не всё по местам, я и мысль не могла допустить.
Дни теперь кувырком, поломался размеренный ритм,
сострадание к ней изменило меня донельзя:
нынче /даже в жару/ я страшусь настежь окна открыть,
отлучаясь на час, на минуту боюсь опоздать.
Млею я, уловив виновато-прищуренный взгляд,
любопытной Касюне осколки не ставлю в укор,
не скрываю улыбки, ответно ей глядя в глаза…
мне ни капли не жаль эксклюзивный баварский фарфор.
Тишь звеня расползлась по углам. Ночь похожа на день,
не скупясь освещает луна небезгрешную твердь;
прижимая пушистый комочек поближе к себе,
я шепчу: «Спи спокойно, «мой нежный, мой ласковый зверь».
Кассандре в день рождения
Заметнее стала в движениях томность,
цвет глаз стал ещё золотей,
сегодня Кассандра уже не котёнок
в лукошке мала ей постель.
Не скачет она от тарелки к тарелке,
что светская барышня ест,
бесхитростно щурясь, Кассандра-кокетка
вниманием жалует всех.
В края занавески когтями вцепившись,
трубою хвост пышный подняв,
в оконные стёкла уставясь, бесслышно
кивает она воробьям.
Шалунья в вазонах цветы не жалеет,
жуёт лепестки свежих роз.
Хотя у Касюни характер добрейший,
не терпит она пылесос.
Мурлычет во сне беззаботное чудо,
лучащийся ангел земной,
проснувшись на зорьке хозяев не будит,
не надоедает собой.
Душа не вмещает блаженную радость,
растроганно сердце щемит,
когда это чудо уляжется рядом
и носом коснётся щеки.
Полынушка-полынь
Сюжет взят из старинных преданий.
Во степи, в саманной мазанке бедная жила семья,
и была их дочь Полынушка краше всех во тех краях.
Ей, трудившейся до полночи, не был в тягость быт простой,
да нежданно в день безоблачный в дом Ковыл прислал сватов.
Но не смог их бархат с золотом сердце девичье купить,
недовольным и рассерженным им пришлось ни с чем уйти.
Байский сын стал хуже коршуна, возыграла злоба в нём,
он, смеясь, сказал товарищам: «Обесчестил я её».
Не спала всю ночь Полынушка; в дверь прошла она во тьме.
И зарёю без прощания в степь умчалась