– А потом стало совсем хорошо. Я теперь хоть понимаю, про что все эти статьи в «Космо».
– А в любви он признался?
Талли рассмеялась, но в глубине души почувствовала, что это вовсе не так смешно, как ей хотелось бы.
– Нет.
– Уф, слава богу.
– В смысле? Я типа недостаточно хороша, чтобы мне в любви признавались? Любовь для благонравных католичек вроде тебя?
– Он твой препод, Талли.
– А, вот ты о чем. Мне плевать на такую фигню. – Она повернулась к Кейт: – Я-то думала, ты после своих романчиков станешь мне рассказывать, как это все сказочно и прекрасно.
– Я хочу с ним познакомиться, – твердо сказала Кейт.
– Ну, не то чтобы я могла его пригласить на двойное свидание.
– Значит, буду третьей лишней. С ним выгодно будет ужинать, небось и пенсионерскую скидку дадут.
Талли рассмеялась:
– Ну ты и сволочь.
– Вполне возможно, и эта сволочь хочет знать подробности. Все до единой. Можно я буду записывать?
Кейт вышла из автобуса и остановилась на тротуаре, сверяясь с адресом на листке бумаги, который держала в руках.
Все верно, это здесь.
Вокруг сновали толпы народа. Несколько человек задели ее, проходя мимо. Расправив плечи, она пошла ко входу в здание. Какой смысл заранее волноваться? Она и так целый месяц волновалась – и без конца доставала Талли. Убедить ее устроить эту встречу было непросто.
Но в конце концов Кейт использовала безотказное заклинание, выкинула из рукава старый козырь: «Ты что, не доверяешь мне?» После этого оставалось только определиться с датой.
И вот теплым летним вечером она направляется ко входу в незнакомое заведение, похожее на бар, чтобы выполнить важную миссию: уберечь подругу от самой большой ошибки в жизни.
Секс с преподом.
Ну серьезно, каковы шансы, что это хорошо закончится?
Оказавшись внутри «Последнего поворота на Бруклин»[67], Кейт решила, что попала в какой-то другой, доселе скрытый от нее мир. Во-первых, заведение было просто огромное, столиков семьдесят пять, не меньше: мраморные вдоль стен, грубые деревянные в середине. В самом центре располагалась сцена с пианино. На стене возле пианино она заметила загнувшийся по краям, выцветший постер с текстом поэмы Desiderata[68]. «Средь суеты и шума оставайся безмятежным и помни – в тишине найдешь покой».
Здесь уж точно не найдешь ни покоя, ни тишины. Ни кислорода.
В воздухе висело плотное серо-голубое марево, под потолком клубился дым. Курили почти все. Мельтешили красные огоньки сигарет, зажатых между пальцев подвижных, взлетающих в такт разговорам рук. Сперва Кейт показалось, что нет ни одного свободного столика – кругом люди играли в шахматы, раскладывали карты Таро, спорили о политике. Несколько человек сидели на стульях, расставленных вокруг микрофона, и бренчали на гитарах.
Пробираясь