Никакой, в общем-то, разницы с большим миром, где есть государства большие и малые, есть договоры и те, кто следит за их исполнением. Только у нас все честнее.
Огромная коричневая псина, чесоточная, грязная, разинув слюнявую пасть, крадется вдоль забора ко мне, инстинктивно стараясь держаться в тени. Я вежливо уступаю ей путь: чертовы шавки здесь, в Крольчатниках, разносят такие болезни, о которых я даже не слышал. Псина останавливается, смотрит на меня одним глазом – второй затянут мутной пленкой катаракты – и явно просчитывает варианты.
Мои пальцы покалывает от адреналина, когда я поднимаю кулак.
Вот что лучше всего в том, чтобы быть Кейном: когда я – это он, я испытываю приливы энергии, очень похожей на сексуальное возбуждение, и она дает мне уверенность в том, что круче меня нет никого в квартале. В любом квартале.
– Хочешь отведать, псина? – спрашиваю я и скалю зубы. – Ну так подойди и возьми.
На вестерлинге я говорю без запинки; специальные заглушки, согласно контракту со Студией вживленные в мой мозг, не позволяют мне переходить на английский даже наедине с собой.
Решив, что овчинка выделки не стоит, псина обходит меня стороной и направляется к контейнеру с использованными частями. Здоровенная псина, в холке мне выше пояса. Отрубленные руки и ноги дергаются в слепой имитации жизни, когда собака роется среди них в поисках еды. Из глубины ящика доносится тихий стон, – наверное, какая-то ленивая скотина закинула туда голову вместе с торсом. А может, бродяга залез погреться среди гниющих останков или бандиты закинули туда жертву грабежа, не позаботившись добить. Я усмехаюсь и пожимаю плечами.
Пора браться за дело.
Я выхожу из переулка и направляюсь к сердцу Королевства Арго – на базар вокруг древнего, обветшавшего Хамского стадиона. Свет в Анхане ярче, солнце – желтее, чем на Земле, а небо кажется почти синим; облака белее и пушистее, ветер, который гонит их по небу, пахнет травой. День стоит чудесный, я почти не чую запаха дерьма, перемешанного с грязью в колдобинах, которые здесь зовутся дорогой; над горами отбросов вьются тучи зеленых мух, которые сверкают, как изумруды.
Петляя между тележками и крытыми прилавками,