– Ура, пока достаёте – жить буду!
– И что же такое жизнь как процесс, Анна Львовна? Не биологический процесс, замешанный на белках, почему-то полюбившихся Энгельсу, а, допустим, нравственный.
– Краплеными словами не брезгуете?
– Но-но, я обижусь!
– На обиженных воду возят…
– Но я пытлив безмерно, до идейной неразборчивости…
– Тогда простите великодушно. Нравственный процесс, как вы изволили коряво, по причине идейной неразборчивости, сказать, как ни печально, предполагает необходимость идти навстречу потерям.
– И кто же навязал нам, покорным и безответным, печальную необходимость?
– По слухам – Бог!
– А по достоверным сведениям?
– Коснусь-ка предыстории, чтобы заострить аргументы…
– Будьте любезны!
– Власть греческих богов была всеобъемлющей, они, интригуя между собой на Олимпе, играя и заигрываясь, флиртуя, во все любовные тяжкие пускаясь, умудрялись ещё и следить за каждым шагом каждого человека, – головкой принялась покачивать, как бы искренне сокрушалась, – а у единого Бога-Господа давненько уже опустились руки. Неудивительно, что мы сейчас идём-бредём по инерции, а потерь – больше и больше; наш Бог с усложнявшимся земным хозяйством не справился, отказался от спасения неисправимого мира, всё бросил на самотёк… А мы, лишённые небесного попечения, чувствуем, что осиротели.
– Языческая предыстория и ваши выводы из неё убеждают. Но что достоверные источники вам об единобожии в начале начал поведали?
– Самое главное! Если верить Библии, если не пугаться попусту, а между строк читать безнадёжное откровение её, Господь Бог раскаялся, что сотворил человека, вот и опустил руки.
– Какая безответственность!
– Выше-то нет никого, нам некому жаловаться.
– И зло в мире допустил Бог. Зачем?
– Чтобы красоту добра в сравнении со злом оценить и возвеличить; без зла добро бы попросту не существовало.
– И кто это первым понял?
– Наверное, Блаженный Августин.
– Но почему же Бог позволил человеку грешить?
– Бог сотворил человека свободным, а свободные люди во всём свободны; они, между прочим, не только грешат, но и каются.
– Для Бога свобода человека была столь важна?
– Исключительно важна!
– Но свобода – это ведь что-то расплывчатое, чересчур общее.
– Её каждый может индивидуализировать для себя.
– Как?
– Знаете главную молитву Франциска Ассизского?
– Будьте любезны, Анна Львовна, просветите.
– Господи, дай мне свободу! Я немножко поиграю и верну её.
– Получается, что свобода сама по себе – сверхценность, она куда важнее грехов и бед, свободою обусловленных?
– Всякая палка о двух концах.
– А дьявол нам разве не подкузьмил,