– С голоду дохнут потому что! – пузан потер свой огромный живот. – Вот и лезут на нас эт-самый. Отнять и поделить.
– Не приведь хасподь! – попросил кто-то старушечий сзади.
– А я бывал вот на пересадке на Красной Линии один раз. И ничего такого страшного нет у них. Цивильно вполне. Одеты все по образцу. Пугают это нас ими!
– Да ты от буферной зоны шаг в сторону хоть делал? Я вот сделал! Тут же скрутили, чуть к стенке не поставили! С фасаду-то у них порядочек, ага!
– Работать не хотят, оглоеды, – сказал носастый. – Мы тут все своим трудом. Двадцать лет на галерах. А эти… Как саранча они. Конечно, им теперь новые станции подавай, у себя-то они все уже подчистили. Схарчат в два присеста.
– А мы-то почему должны?! За что?
– Только жить начали по-человечески!
– Войны бы не было бы… Войны бы…
– Хотят там – пускай своих детей и жрут, а к нам не лезут! Дела нам до них…
– Ох, не приведь хоспади! Не допусти!
Все это время дрезина катила мирно и неспешно, попыхивая приятным дымком – бензиновым, из детства – через образцовый перегон – сухой, молчащий и освещенный через каждые сто метров энергосберегающей лампочкой.
А тут вдруг – р-раз! – и стала темнота.
Во всем перегоне. Погасли лампочки, и будто Бог уснул.
– Тормози! Тормози!
Завизжали тормоза, кубарем полетели друг на друга зобастая тетка, человек с носом, и прочие все, неразделимые в темноте. Замяукал младенец, все больше расходясь. Отец не знал, как его успокоить.
– Всем оставаться на местах! Не спускаться с дрезины!
Щелкнул один фонарик, зажигаясь, потом еще. В прыгающих лучах видно стало, как суетливо и неловко пролезают в шлемы кевларовые бойцы, как они нехотя сходят на рельсы, оцепляя маршрутку, становясь между людьми и туннелем.
– Что?
– Что случилось?!
У одного кевларового зашебуршало в рации, он отвернулся от гражданских и пробубнил что-то в ответ. Подождал приказа – не дождался, а без приказа не знал, что делать, и застыл недоуменно.
– Что там? – спросил и Артем.
– Да брось, хорошо сидим! – беспечно ответил свитер. – Куда нам торопиться?
– Вообще бы хотелось… – обсасывая губу, промямлил Леха.
Гомер молчал напряженно.
– А мне есть вот куда! – отец кулька привстал. – Мне к матери вон надо ребенка! Я сам ему, что ли, сиську дам?
– Ребятки, что там говорят хоть? – колыхнула зобом пергидрольная тетка в сторону бойцов.
– Сидите, женщина, – твердо сказал кевлар. – Ждем пояснений.
Минута натянулась, как струна. Вторая.
Сверток, не утешенный своим неумелым отцом, зашелся уже визгом. Из головы дрезины раздраженно посветили им всем в глаза миллионом свечей, разыскивая источник плача.
– В жопу