– «Мы, представители западносибирского пароходства, в ознаменование сего величайшего события, подносим вашему императорскому высочеству хлеб-соль».
– И все? – спрашивали разочарованные гости.
– Все, – отвечал Астахов. – Я сказал кратко: «Ваше императорское высочество изволили посетить…»
И повторял свою речь еще раз сначала.
Одни уходили, другие приходили, как на выставку, и рассказ повторялся с утра и до вечера. За обедом, за чаем, за ужином, ежедневно слушал все Алпатов, и даже когда забирался к себе наверх, то и туда долетала сильно ударяемая фраза: «Мы, представители западносибирского пароходства…»
Наконец явился сам директор к Астахову и сразу все прекратил. Увидев в окно директора, Алпатов спустился по лестнице послушать, как отнесется он ко всему.
– Стой! – крикнул директор во время паузы перед «мы». – Стой! стой! Сейчас же мне говори, что в это время случилось.
– Что случилось? – робким голосом переспросил Астахов.
– Ты уронил блюдо с хлебом и солью?
Молчание. Голос директора:
– Ты уронил?
– Ну да, уронил, – глухо ответил Иван Астахов.
У Алпатова сердце сжалось, до того ему стало больно за дядю, и, видно, директор тоже не смеялся и только вымолвил:
– Эх, ты…
Чтобы замять эту неловкость, директор сказал:
– А у нас для выпускного класса как раз на эту тему из округа прислали сочинение: «О значении проезда наследника по Сибири»…
– Как же так? – спросил дядя. – Выпускная тема присылается из округа в запечатанном конверте и распечатывается только во время экзамена при всем совете.
– В конверте, – ответил директор, – а умные люди и через конверт видят. Я мальчишек к экзамену вот как налажу.
– Но ведь это же нехорошо, – сказал Астахов.
Верно, директор на минутку смешался: было молчание.
– Я тебе не раз говорил, – начал директор небывалым голосом, без обычной насмешки, – школу в таком виде, как нам задают, я не признаю, внутри этой казенной школы я создаю школу народных вождей. Я делаю большое дело и держусь только тем, что моя гимназия первая.
Видно, и Астахову стало неловко или жалко директора, он сказал ему торопливо:
– Да я ничего. Разве я что… я это так… твое дело, конечно, большое, и не все же в кон, можно и за кон. Давай-ка вот еще…
Звякнули стаканы.
Ошеломленный услышанным, Алпатов идет к себе наверх, бросается в кровать.
«Школа народных вождей! – бормочет он. – А я тут рядом у всех на виду достигаю первого ученика и золотой медали в казенной школе и этим всем хочу себя доказать. И вот доказал – дурака доказал…»
Стало вдруг все понятно до мельчайших подробностей, почему все они презирали его достижения,