– На что Вы намекаете? – возмутилась я, резко вскочив со своего места, пренебрежением, проскальзывающим в его словах.
– На то, что дочь самых прекрасных на свете,по крайней мере, из известных мне людей, выросла эгоистичной инфантильной взбалмошной лживой пустышкой.
– Да как Вы смеете? – Меня захлестнула волна неприязни к этому человеку. – Вы меня совершенно не знаете.
– Ну, давай посмотри. – начал он перечислять, расхаживая из стороны в сторону. Я же обратила внимание, что цвет его бороды и волос изменился, превратившись из седого в пепельно-русый. – Ты заставила швею, работать всю ночь над платьем, так как у тебя не было подобающего наряда, для траура. Ведь ее Высочество носит яркие наряды, а траур – это темные тона, каковых в ее гардеробе не наличествует.
Мужчина загнул первый палец.
– Твои повара готовят по восемь раз в день, потому что ты питаешься только свежеприготовленной пищей.
Второй палец последовал за первым.
– Питаешься ты определенными сортами фруктов и овощей, диетическими видами мяса и предпочитаешь морепродукты. Это значит, что в гавань заходят лишь те корабли, которые, в первую очередь выгодны тебе. А еще – это значит, что твоя прислуга по нескольку раз в день посещает базар, который давно нуждается в контроле и порядке.
Назвавшийся дядей, загнул третий и четвертый пальцы.
– Твоя стража не имеет права тебе перечить, даже когда ты подвергаешь свою жизнь опасности, что значит – им приходится рисковать своими, вдвойне.
Пятый палец был загнут.
– Лишь министр внешней политики, министр финансов и твой учитель математики могут позволить себе такую роскошь, как оспорить совершенно глупые суждения, высокомерные замечания и зачастую неразумные решения ее Высочества.
Меня передернуло. Не любила математику, не могла поладить с министром финансов – он требовал сокращения личных расходов, называя это роскошью, и ненавидела министра внешней политики. Мои надежды на то, что гость закончил словесную порку, в связи с отсутствием свободных пальцев на левой руке, не оправдались. Он просто, поднял правую, на которой в такт уничтожающим меня заявлениям, загибал податливые конечности.
– Ты совершенно не способна без отвращения общаться с простыми людьми, и нетерпима к их просьбам. Ты не уважаешь ни старость, ни труд.
– Неправда. – попыталась оправдаться я, медленно опускаясь на свое место.
– Я стоял перед тобой в образе пожившего старика, а ты не то, что не предложила мне присесть, ты даже смотреть на меня, без гримасы отвращения и презрения, не могла. Но с удовольствием облюбовала себя с головы до пят.
– Да как ты смеешь? – на этот раз стул все-таки упал. – Я будущая королева, и обязана