Фрэнк покачал головой.
– Вы хотите кончить дело ссорой, Дора Беатрис, но меня вы из равновесия не выведете. Скорее расплачетесь сами, у вас уже дрожат губы. Не нужно. Давайте все же не ссориться окончательно.
– Хорошо. Я не хочу ссориться, – сказала Беатрис, пытаясь овладеть собой. – Я хочу только, чтобы вы меня поняли. Вы уговариваете меня «не калечить жизнь» – но моя уже все равно искалечена. Я разлюбила жизнь. Понимаете? Она мне не нужна. Я еще надеюсь, что Бог удержит меня от самоубийства, потому что никаких внутренних барьеров от этого, кроме боязни причинить горе отцу, у меня нет. Это вам понятно? А вы теперь являетесь читать мне проповеди о том, как нужно устраивать свою жизнь наиболее удобным образом! Никак я ее не хочу устраивать в этом подлом мире!! И пусть он провалится в преисподнюю, или разлетится вдребезги, или его сожгут этими вашими бомбами – понятно вам?!
– Глупости, Дора Беатрис. Мир не так подл, как вам кажется. Есть в нем и подлость, есть и… ну, святость, что ли, есть и просто среднее – обычные люди, такие вот, как мы с вами. Таких людей очень много. Я не думаю, что так уж похвально желать им всем провалиться или погибнуть от…
– Еще одна проповедь?
– …от радиации. То, что вы говорите, – слишком чудовищно, чтобы это могло быть всерьез вашими мыслями. Рано или поздно вы сами поймете их нелепость, и, наверное, лучше всего было бы предоставить вас на это время самой себе…
– Я давно уже прошу вас об этом! – выкрикнула Беатрис чуть не со слезами.
– …если бы вы были девушкой более уравновешенной, – продолжал Фрэнк, изо всех сил стараясь говорить спокойно. – Но вся беда в том, Дора Беатрис, что это может наложить на вас какой-то отпечаток, понимаете, может получиться что-то вроде коррозии, простите за техническое сравнение… И тогда жизнь действительно окажется искалеченной… Оставить вас в таком положении я не могу. Ведь вы же когда-то сами писали мне…
– Что?! Что я вам писала? – Беатрис выпрямилась, словно подброшенная пружиной, и стояла теперь на коленях на краю постели. Фрэнк, с красными пятнами на щеках, тоже встал. – У вас хватает совести напоминать мне о моих письмах! О моих обещаниях!
– Послушайте, – нахмурился Фрэнк, – я вовсе не об этом, я…
– В свое время я считала вас джентльменом, – не слушая его, продолжала Беатрис, – так что мы ошиблись в равной мере! Да, я обещала выйти за вас замуж! Но ведь я уже вас не люблю – мне нечем любить, понимаете, у меня здесь пусто! Что же вы от меня хотите, Фрэнк Хартфилд?! Для чего я вам? Что я вам могу теперь дать?! Скажите же, рог Dios, что вам от меня нужно!! Если вам нужна моя душа, мое сердце – то они мертвы, их нет, понимаете ли вы это! А если вам нужно только мое тело – пожалуйста! Вы считаете, что я осталась перед вами в долгу? Можете получить по своему счету!
– Беатрис!!
– Можете провести сегодняшнюю ночь у меня! – выкрикнула она сквозь слезы. – Или взять меня с собой в «Бедфорд»! И утром у нас не останется никакого долга в