Он с настороженно улыбкой подошел к девушке и сказал: «Лаха, пхивет». Лара тут же разразилась смехом. О, боже, ну и шут. Но увидев его вытянувшееся лицо и неуверенную улыбку, она пожавила смех, сложила руки лодочкой, словно в восхищении: «О, Пьер! Я так рада…» Мужчина зарделся. Ох, не избалован ты, как я посмотрю. Да из тебя можно веревки вить. Пьер поцеловал ручку, как истинный француз подал скромненький букетик белых цветов, и замер, не зная, как вести себя дальше. «Пойдемте же», – пришлось его немного привести в себя. Он сконфузился, опомнился и повел даму к выходу из аэропорта.
Машина у него была так себе, средневозрастной «рено», но водитель он был неплохой. Повез специально по главным улицам города, благо, час пик закончился, и на дорогах стало привольно. Катались по бульварам, как полагается, объехали вокруг триумфальной арки Наполеона. Потом ехали по бульвару Османа. Она как раз успела прочесть, несмотря на плохой вай-фай в самолете, что этот архитектор в 19 веке перестроил весь центр, выгнал бедняков за черту города, посносив их жалкие лачуги, расширил этим центральные улицы, понасадил парков и построил канализационные катакомбы. И знания свои умело применила, беседуя с Пьером и вводя его еще в большее восхищение. Мужик поплыл.
Потом заехали на остров Иль де ля Сите, мимо дворца Юстиции, по узеньким улочкам с односторонним движением объехали вокруг собора Парижской Богоматери, выехали на другой берег. Латинский квартал, кажется. Ну нехило студентики жили. Она обещала себе позже прийти сюда одна и прошагать весь остров и квартал пешком, глубже вдохнуть воздух истории, революции, свободы. У Лары были очень поверхностные знания о французской революции, но она себя прекрасно представляла в роли свободы на баррикадах, как на полотне Делакруа. Жесть!
Проехали по бульварам, мимо вокзалов, через Аустерлицкий мост, и еще через множество улиц, авеню, бульваров, набережных. Пьер, как гид, говорил названия, исторические или географические сведения, и махал рукой в сторону, куда стоит бросить взгляд. Складывалось впечатление, что он не впервые и даже не во второй раз демонстрирует город. Но Ларе было все равно. Красота великого белого Парижа заворожила ее, и она на время даже забыла о своем невзрачном шофере. А он, заметив, что его не слушают, просек момент и не стал мешать.
Проколесив по городу часа два, заехали на тихую улочку на Монмартре, состоящей из пришлепнутых друг к другу стеной разных