Борозда. Ерофим Сысоев

пленка прозрачная, на две недели. Это потому что в нашей местности праздник: разрешена охота на красняков. Охотимся кто чем попало, но вообще-то в управе для праздника выдают резину – ну, чтобы охотились. Красняков можно жарить, а можно сдавать в управу. Мы с гусарами соревнуемся, кто больше набьет. Мужики все радостные, возбужденные – с неба солнышко в полную силу, в общем лепота. Приятно всё же, когда власти к народу с заботой и уважением. А кирасирцам, кстати, охота на красняков как раз таки запрещена, то есть из-за кенгуру – а то у них и так полно удовольствия: животные крупные, бегаешь себе с колотушкой, и вовсе не факт, что ты кенгуру завалишь, а не он тебя – так что адреналина полные штаны, не то что с красняками: палишь себе в них камешками или мелким железным мусором – и всё. Но с кенгуру, похоже, лавочка скоро закроется: кирасировцы молодцы, кенгуру плодиться не успевают, так те их основательно устраняют. Кенгуру остались от старых мясных ферм, сбежали с них то есть, а потом одичали и расплодились, пока власти у нас клонов осваивали. Ну да ничего, скоро опять наведется порядок: кирасировцы парни зубастые, им пальца в рот не клади. Они еще и к нам успевают на красняков, если уже смеркается и охрана чем-нибудь экстренным занята, типа в яму с сомами кто-то свалился или что-то еще необычное. Мы их конечно пускаем – соседи всё ж таки – и никогда охране не жалуемся. А они нас в отместку на кенгуру приглашают, но из наших никто не ходит: опасно, опыта у нас маловато с этим зверем.

      Женские граждане наши хоть кенгуру и боятся, но как бы одновременно им сочувствуют и с кирасировскими мужчинами не здороваются. Но что тут сделаешь? – прыгучие эти твари действительно всех задрали: плодятся, нападают на мелкий скот, дерутся ногами. А что? Власти в своем праве, они нас же и защищают от дикой природы. Опять же кирасировцы на кенгуру пар выпустят и меньше один другого увечат, тут своего рода вселенская доброта и гармония: выживает умнейший.

      Вчера приходил ко мне один кирасировец. Просился к ночи со мной на красняков, на закате. Когда солнце садится, целиться прямо одно удовольствие: краски контрастные, тут уж не промажешь, если конечно руки не трясутся. Кирасировца зовут Потапом. Теперь имена в центре дают всё больше старинные, не то что раньше – всё Денис да Денис. А в активной службе мы вообще все под номерами, там уж не до имен. Я, например, как курс ученья прошел, всё потом на подлодке плавал, вообще на воздух не выходил. Держал без конца какой-то кран с паром, чтобы пар из него не вышел. Так десять лет и проездил по морю – точнее, под водой, наверх-то мы всего, наверно, раз пять за всё время всплывали. А потом тридцать пять как стукнуло – всё: врачи анализы взяли и говорят: иди гуляй, типа по месту происхождения, динаму там будешь крутить. Вот папаша мой обрадовался, Михайло, когда я со службы явился! И за утками со мной ночью, и на кенгуру к кирасирам, везде, короче. Жаль, недолго только пожил родитель. Но это уж у кого какая судьба, как говорится. И гены.

      С тех пор, как везде массово установили