Старший брат Сабины Азамат с приходом в семью мачехи стал часто уходить с утра из дома, возвращался поздно, Атабек и Сабира продолжали выполнять всю домашнюю работу, топили печку, пилили, рубили дрова, мыли полы, готовили еду, наводили чистоту в доме. Оба учились в первую смену – с раннего утра затопят печку и уходят в школу. Все в доме почти не разговаривали, смех ушел в прошлое.
Между отцом и Рыскен – так звали мачеху – тоже особых бесед не было, короткие просьбы отца перед уходом на работу и все. Это была уже не та семья – сплоченная, веселая, жизнерадостная, как раньше. Все завернулись в свои коконы, дети не делились друг с другом своими переживаниями, боясь усугубить свои страдания и тоску по прежней жизни, оберегая друг друга от грустных воспоминаний.
Через короткий промежуток времени Рыскен поняла, что дети довольно послушные, и она может на правах старшей управлять ими, пошли сначала робкие короткие приказы – полупросьбы, затем уже властные указания, благо никто не возражал, все молча исполняли ее приказы. В основном рабочей силой были Сабира и Атабек. Старшего, Азамата, она опасалась, потому что он был всего на три года младше нее. Сама она была из глубинного колхоза, окончила шесть классов. Ее родители мечтали удачно выдать замуж, главное – за интеллигента, потому что жена интеллигента могла не работать, а жена колхозника по закону обязана была круглогодично выходить на сельхозработы. Видимо, более молодого жениха не нашли и выдали свою дочь за интеллигента в два раза старше невесты.
Это замужество не сделало Рыскен счастливой: мало того что муж почти старик в ее понятии, оказалось у него большой приплод – четверо деток, один взрослый, второму пятнадцать лет, третьей – тринадцать, а самой маленькой и самой вредной – восемь. Почему вредной? Так посмотрите в ее глаза, они какие-то осуждающие, что ли… Сама не слишком послушная, если что не так, еще и упрекает, что Рыскен не то сделала, у них так не принято. Сабина сильно раздражала мачеху.
Как-то раз Рыскен собралась стирать мужнино белье, подходит малявка и бросает свое платье в общую кучу:
– Каждый день я тебе стирать буду, что ли? Носи еще три дня, оно не грязное, нашлась чистюля!
В сердцах она швырнула в лицо Сабине ее платье, но та не сдавалась, говорила, что грязное. Тогда Рыскен от всей души влепила звонкую оплеуху непокорной падчерице.