как варёный рак, почувствовав всем нутром, входящий в неё, с недюжинной силой, половой член. Аристотель прикрыл за парочкой дверь, и в каюту, через глазок-иллюминатор, стало заглядывать лишь любопытное око луны, но и его любопытство вскоре было погашено занавесью туч. Половострастная парочка рухнула на прикрученную к полу железную койку, и девятибалльный шторм разыгрался в постели. Фотиевой казалось, что судно сейчас сорвётся с якорей, и швартовый канат лопнет, но это её не пугало, а лишь раззадоривало! Ей чудилось, что железная койка раскалилась от лавокипящей на ней страсти, и, словно ледокол, способна расколоть любой лёд фригидности, и, как падающая комета, превратить его в кипящие фонтаны и горячий пар! Но, увы, даже железная кровать, подобно торпедированному броненосцу, в жарком бою, получив тяжёлые повреждения от нескончаемых любовных атак, пошла ко дну, то есть развалилась и разорвалась – грохнув об пол так, что, с перепуга, разбежались из трюма все крысы! Любовная парочка остыла лишь на рассвете, и слегка оклемавшаяся Фотиева, чуть было совсем не лишилась чувств, увидев перед собой, в розовых лучах Эрос-Авроры, не легендарный лик Якова-Ильича, а чертовски чёрного негра-матроса, без каких-либо признаков грима. Однако, окончательно придя в себя, изворотливая и расторопная во всех делах Фотиева, что есть духу, стремительно выпуталась из коварных объятий подставного «каскадёра» и из порванной металлической сетки кровати, но не только Якова, но и золотого запаса не обнаружила. Вместо них, она нашла записку следующего содержания: «Дорогая мадам Фотиева, не огорчайтесь по журавлю в небе и по пустякам и мелочам, а возвращайтесь-ка обратно в Россию. Страна теперь ваша – большевистская, и золота вам в ней хватит на самый большой общак, аж до построения коммунизма! Грабить-то вы умеете, и рыть ямы друг другу тоже. А в Российской земле, куда ни копни, золотишка много: и клады, и жилы золотоносные и сам народ – золотой, или, по крайней мере, золоторукий! Вот вы – большевики, таким Макаром, заодно, и все жилы из страны вытяните, и, особенно, из народных масс, и сами обогатитесь до неприличия! Вам ли – фурии, бояться ржавого Сталина, если Вы даже пресловутого Ленина не испугались, а обхитрили, как пресловутого лоха! Вам ли не взять Кобу под каблук?! И он от этого никуда не денется! Желаю Вам: „ни пуха ни пера“! А насчёт рекомендованного, в таких ситуациях, чёрта, не сомневаюсь, что этого чёрта у Вас не отнять! Я же, не обессудьте, всегда был склонен к побегу, сбегал даже с Колымы, а уж с Каламе сбегу и подавно! В таверне пил я, вместо алкоголя, безалкогольные соки, а в ширинке моей была пустая пивная бутылка, так что, в сексуальном смысле, Вы не много потеряли! И пишу я Вам в трезвом уме и крепкой памяти. Кланяюсь Вам в пояс, таща Вашу тяжкую ношу! Прощайте! Яков»
Увидев, что дама не на шутку расстроилась, добросовестно исполнивший обязанности Якова, негр, сунул ей в лифчик две тысячи драхм.
– Это в два раза больше, чем дают
