а тот вдруг вышел из кабинки и нехорошо ухмыльнулся.
Степанов, совершив непростительную бестактность,
решил взять тщедушного интеллигента на арапа,
пытался навесить лапши на уши и потошнить – не вышло.
Взял «парашюты» у добродушного Тофика Кулиева —
успешно извлёк их, а они оказались на азербайджанском.
В третий раз Илья Семёнович просто сразу выгнал его,
поскольку Степанов явился на пересдачу подшофе.
Старшекурсники рассказывали, что педант Честницкий
каждый год пачками валит бесшабашную молодёжь,
то ли мстит кому-то этим, то ли просто из принципа,
но если уж попался ему на крючок – непременно жди беды.
Момент для примирения был безнадёжно упущен,
Оставалось только молиться на доброго декана,
принципиально не желавшего отчислять Степанова,
да зубрить «тервер» – никакого другого выхода не было.
Учить теорию вероятностей в юные года очень трудно,
особенно если ли мозги твои отравлены марихуаной.
Через пару лет Степанов, с детства любивший математику,
с удивлением осознал, что постиг проклятый «тервер»,
просто дорос физиологически до него, только и всего.
А тогда он приходил сдавать «тервер» много раз,
Честницкий, похоже, реально наслаждался тем,
что Степанов тенью бродит за ним по аудиториям:
– Зачем вам это всё? Идите уже, идите себе в армию!
Только на шестом, или точнее говоря, девятом заходе
Честницкий смилостивился над несчастным юношей
после длительного и занудного внушения о том,
что предмет надо уважать, лекции следует посещать,
чтобы как минимум знать лектора в лицо и по имени:
– И будет вам, эээ… Степанов, ваше счастье – три балла.
Но случилось это не скоро и совсем не просто так.
Вовсю уже шёл новый семестр, пятый по счёту,
когда Степанова избрали председателем студбытсовета.
его захватила вся эта весёлая круговерть,
он сколотил оперотряд из крепких спортсменов,
взял под контроль вахту, навёл порядок с курением.
Весёлая студенческая жизнь. Фото из архива автора
Как ни странно, но подчинялся он теперь только ректору,
деканы улыбались ему – общежитие требовало заботы,
все преподаватели дежурили в общежитии по графику,
томясь и изнывая на вахте либо гуляя по знакомым,
но дежурство было делом важным, хотя и неприятным.
Увидав однажды в графике знакомую фамилию,
воспитанный чеченцами Степанов запылал местью.
Честницкий так растоптал его самолюбие за эти полгода,
что Степанов чувствовал себя полным дерьмом.
Унижение до сих пор напалмом жгло ему щёки —
Честницкий явно перегнул зимой палку с пересдачей,
поскольку