С пригорка на мгновение открылась туманная линия реки – и дорога начала исподволь спускаться во влажную низинку. Показалась Волга. За нею мутно светили огоньки уличных фонарей Углича.
Вода в Волге прибыла, и лошади, мотая головами, послушно взошли на барку.
На городском берегу гасли огни в окнах. Вот он, Углич – рукой подать. А они никак не могли до него доплыть. По деревянному дощатому дну Екатерина прошла к паромщику.
– Нельзя ли быстрее?
– Куда быстрее-то, барышня! – заворчал бородатый мужик. – Не видите разве, как река разлилась, течение какое! Коли быстрее, лошади взбулгачатся, забесятся и нырнут, и нас с вами перевернут!
Леонтий услышал разговор на другом краю длинной барки и поспешил заступиться за барышню:
– Ну-ну, эти не испугаются! Они вишь как устали – им не до нырянья.
– Подняли шум, как будто не Волгу, а море-океан переплываем! – пробурчал в ответ паромщик, и барка продолжала двигаться с прежней скоростью.
Берег оказался пустым, как дикий грот. Единственная живая душа – паромщик не знал, кто такие Ивоницкие и где они живут.
Леонтий повёл лошадей наугад по каменной мостовой улицы.
– Боязно мене, – произнесла Ненила. – А ну как меня не пустят? Ладно Лизавета Андреемна. А я кто? Да ещё и с дитём.
– Полно, Ненила, ты же сама хотела ехать, – ответила Екатерина.
– Ну так, то было в деремне, а таперичи чего-то аж сердце заходится. Боюсь, рады ли нам будут господа эти. Ведь как ни говори – незваный гость хуже татарина.
– Татарина, – повторил Раффаеле.
В ночных окнах и чугунных оградах раздавалось звучное цоканье подков. Мощёная провинциальная улица вела на безлюдную площадь, освещённую фонарями и окружённую арками торговых рядов. Леонтий остановил лошадей возле каменного пятиглавого храма.
Раффаеле открыл дверцу кареты, огляделся. В воздухе растворялся туман, словно пузырьки игристого вина.
У здания напротив храма послышались шорох и хриплые женские голоса.
– Поезжай туда, Леонтий! – приказала Екатерина.
Под аркой у колонны сидели на земле две бабы в грязных телогрейках, лаптях и пёстрых платках.
– Где Ивоницкие живут, знаете? – раздался громкий голос Леонтия.
Досиня пьяные физиономии уставились на него. И заметили в окошке кареты… прекрасное нерусское лицо.
– Царь!
– Да не-е-е! Чего ему, царю-то, делать тут?
– Говорю тебе – царь!
– Так вы скажете али нет? – напомнил Леонтий.
– Так, а тебе чего надобно-то? – заплетающимся языком прохрипела одна.
– Господа – Ивоницкие – знаете, где живут?
– А-а-а, Иво-ниц-кие, – она глотнула из большой бутыли, спрятанной в складках сарафана. – Да не знаем мы таких.
– Тьфу! Питуньи окаянные…
– Мы не знаем, батюшка, не знаем, – наперебой загалдели обе. – А вот вы у этой спросите!
– Да