Так они и жили – не очень хорошо, но и не совсем уж плохо. То ссорясь из-за быта и ворча друг на друга из-за банального непонимания – уж слишком разными они были, – то помогая друг другу и ведя задушевные беседы за дымившимся в кружках чаем. Мисс Зельда всегда была не только главой, но и сердцем этой маленькой семьи; именно благодаря ей такие непохожие друг на друга мать и дочь держались рядом и проводили вместе не самые худшие часы своей жизни. Она мирила их и сохраняла гармонию в этом подвластном ей маленьком мирке. И даже после смерти она не перестала выполнять эту функцию. Алекс не помнила, чтобы раньше вела с мамой такие доверительные разговоры. Теперь у нее не было возможности говорить с бабушкой, но была возможность говорить о бабушке – с мамой. Зельда словно превратилась в незримого покровителя двух женщин, в добрый дух растерянной и убитой горем семьи.
Однако этого было мало. Алекс хотелось обсуждать с мамой и другие темы – как раньше с бабушкой, – но она не решалась. А больше было не с кем. Она ощущала всепоглощающее одиночество, усугублявшееся чувством невосполнимой потери. Когда была выпита последняя кружка чая, а тема переговорена со всех сторон, ничего не оставалось, как идти в свою комнату и ложиться в постель. И тут ее подстерегали кладбищенские тени, тянувшие к ней свои длинные прозрачные руки. Иногда ей казалось, что они хотят задушить ее. Иногда – что забрать к себе на кладбище, накрыть могильной плитой и никогда не выпускать.
Ее спасала только музыка, да одно старое воспоминание, которое она выудила из самых дальних и потайных уголков души. Однажды, когда ей было особенно одиноко и страшно, мозг начал судорожно рыться в памяти в поисках того, за что можно было бы зацепиться, чтобы не потонуть в потоке мутных вод, изливаемых болезненными видениями. Ей нужна была какая-то светлая мысль, какая-то опора, которая удержит ее душу на плаву, чтобы той было легче дрейфовать среди темных волн тоски и одиночества. С горечью подумала она о том, что Зельда никогда больше ею не станет. Как бы ни хотелось, чтобы именно ее образ стал тем маяком, который освещал бы этот опасный путь, увы, это было невозможно. Даже думать о ней больно. Должно пройти время, чтобы она могла вспоминать светлый образ без надрывавшей боли, но лишь с грустью. Пока же рана была слишком кровава и свежа. Ее рваные края не затянуть нитью хороших воспоминаний. Нет, время еще не пришло.
Но что же тогда? Что делать – то ли плыть, то ли тонуть? Кто спасет ее? Впоследствии Алекс поняла, что спасла она себя сама. При всем желании это было не под силу никому. Но тогда, сбитая с толку и потерянная, она жестоко ошиблась. Она решила, что спас ее другой. Опрометчиво и легковерно возложила она венец спасителя на того, кто заслуживал этого меньше всех. На того, кто просто оказался в нужное время в нужном месте. Она решила, что сам Бог приготовил для нее яркой звездой вспыхнувшую в памяти встречу,