Естественно, хозяин с радостью воспользовался отсутствием у своего заведения иных конкурентов, кроме открытого неба и чистого поля, а потому расценки были не из самых человечных.
Но Барду было все равно.
Он с особенно зловредной радостью выложил три серебряных дуката за комнатушку на третьем этаже и облегченно вздохнул только тогда, когда дверь была заперта на задвижку, а труба и колода карт лежали перед ним на кровати, нетронутые и невредимые.
Спокойствие, пусть даже и спокойствие на одну ночь, определенно стоило нескольких монет. Особенно если учесть тот факт, что монеты, по правде сказать, принадлежали мастеру Гилфи и были выданы Барду с собой оговоркой.
Можно ли было считать эти расходы «непредвиденными и оправданными»? Отчего бы и нет?
Бард устало плюхнулся на кровать рядом со своими сокровищами и задумался.
Итак, Ханси. Как он узнал? Нежели Бард забылся и в его присутствии проверял содержимое сумки? Но нет, это было полностью исключено. Значит, он где-то заприметил Барда ранее, еще до отправки каравана. Где-то в городе…
Бард потер виски. От напряжения голова пульсировала подловато-непонятной болью.
Ночь манила его. Она была свежей и по-весеннему молодой, в ней хотелось жить, влюбляться, писать песни и совершать безрассудные подвиги.
Что толкового он сможет надумать после дня непрерывного марша и ненавязчивых приступов паранойи?
Бард решил, что в будущем он непременно будет вести учет дурных и правильных решений, а напротив каждого из них он пометит, когда оно было принято. Он был готов биться об заклад, что утро с большим отрывом победит в конкурсе здравомыслия.
Но эта ночь не предназначалась для тяжелых дум, а потому Бард принял самое простое из доступных решений – он решил насладиться свежим воздухом.
Спрятав трубу и колоду обратно и взвалив неизменную сумку на плечо, Бард спустился в общую залу. Несколько наемников продолжали вяло потягивать эль или пиво, из последних сил обмениваясь сонными репликами. Кто-то махнул ему рукой и что-то крикнул, а Бард отшутился в ответ. Дорога до деревни заняла чуть больше времени, чем ожидалось, и никто уже не требовал от Барда музыки. Даже Ханси, еще на привале собиравшийся насладиться выступлением менестреля на исходе дня, позабыл о своих намерениях и отправился спать одним из первых.
Что ж, тем лучше.
Бард оставил душную комнату позади и шагнул за порог, закрыв за собой дверь.
Пронесло. Эта ночь принадлежала только ему.
Еще некоторое время он стоял на крыльце с закрытыми глазами, с благодарностью вдыхая прохладный молодой воздух.
Менестрель открыл глаза и позволил своему зрению привыкнуть к темноте. Дорога бежала в обе стороны и утопала где-то в легком тумане. По