– Тяжко на душе, хоть вой, – тихо обронил наставник и, сделав долгую паузу, погрузился в размышления. – Да понимаю я, что верно ты говоришь! – внезапно прервал он молчание, повернулся к ученику и посмотрел взглядом, полным решимости и непреклонной воли. – Только жертвы твоей я не приму! – жёстко заявил он. – Так и знай! И помни! Смертью своей торжества правды не добьёшься! Понял?!
– Я запомню, отец.
– Ты уж постарайся, сынок, – вдруг мягким голосом молвил старик, и из его глаз снова предательски потекли слёзы.
Так и сидели наставник и ученик молча, прощаясь друг с другом, перед тем, как расстаться. Возможно, навсегда. Казалось, мир перестал вращаться вокруг своей драгоценной жёлтой звезды, пытаясь продлить этот момент, когда люди могли побыть вместе… живыми. Даже сверчок замолчал, боясь невольно добавить людям печали заунывной музыкой. И лишь ветер изредка нарушал тишину, касаясь крыши храма. Но всё же мир продолжал вечный круг жизни, приближая рассвет, и Асу пора было уходить. Он не прощался. Не смог произнести этого горького и невыносимо трудного слова. А встал и, держа наставника за плечо, тихо сказал:
– Люблю тебя, отец. Спасибо за всё.
Затем решительно повернулся в сторону выхода и покинул храм. А спустя мгновения после ухода ученика зал вновь наполнился тихими всхлипами старика.
Глава 5
Верёвки врезались в руки сотника так, что он их почти не чувствовал. Кисти опухли и посинели. Сильно хотелось пить. От стекающего градом пота грязное и перемазанное чужой кровью тело жутко чесалось. Да и пищи во рту воина уже давно не было, отчего живот издавал временами громкое урчание.
На имперский лагерь уже успела опуститься ночь, а за Титом так никто и не приходил. Он сидел в клетке для преступников в ожидании военного трибунала, гадая о своей дальнейшей судьбе. Неопределённость томила, пытаясь, как будто нарочно по чьей-то указке, поселить в душе воина страх, но безрезультатно. Легионер не поддавался, контролируя эмоции, и, чтобы скоротать время, стараясь отвлечься от предстоящего судилища, считал удары своего сердца, которое умирать, не смотря ни на что, вовсе не собиралось, так как было полно сил и жажды жизни. Тит подполз к краю клетки и, прислонившись обнажённой спиной к уже успевшим остыть после жаркого дня прутьям, тихо вздохнул, испытывая короткое блаженство от слабой прохлады металла.
– Вот, и кончился путь великого сотника империи! – услышал Тит злорадный голос Клавдия, который вынырнул из темноты ночи, подойдя вплотную к решётке.
– Сбылась мечта лизоблюда! – усмехнулся сотник. – Жаждешь мести за выбитые зубы?
– Жажду! Жажду! – прошипел помощник трибуна, обнажая свою улыбку, невольно демонстрируя отсутствие пары зубов с левой стороны челюсти. – Очень хочу увидеть, как ты испустишь дух и отправишься в ад!
Помощник трибуна невзлюбил сотника с того самого дня, когда у них произошла пьяная стычка. Из-за чего произошла ссора во время празднования очередной победы,