Боярин осушил кружку, отер усы и бороду, повернулся спиной и направился к сундуку.
– Повтори, – продолжал он на ходу.
– Приду к Воскресенским воротам, к ключнику шемякину Федоту на двор, велю разыскать сотника Едигея в Кадашах, посулить ему сто рублей из княжеской казны и наказать той же ночью явиться на шемякин двор, чтобы тот в открытые Федотом ворота прошел, на поруб напал, великого князя вызволил и отвез в Юрьев, к князю Ивану Ряполовскому, где твоя милость с княжичами поджидать будет, – отчеканил Никита.
Боярин, открыв было крышку сундука, вдруг обернулся и посмотрел на Никиту широко раскрытыми глазами, словно и сам не верил, какой ему смышленый подручник попался.
– Про Юрьев откуда взял? Я тебе о Юрьеве не наказывал!
Никиту распирала гордость. Знай наших! Важным голосом он произнес:
– У князя Ивана где удел? В Юрьеве! Где ж ему еще быть, как ни там. Раз на Москве замятня, где надежней всего отсидеться? У себя дома, где ты всему хозяин, или у кого в гостях? К тому же у Ряполовских рать верная, преданая. Такая и шемякину осаду сдержит.
Глаза у боярина повеселели, перестали хмуриться.
– Добро, – сказал он, покачав многозначительно головой. Никита ликовал. А боярин тем временем повернулся к сундуку, пошарил рукой, достал что-то, закрыл крышку и повернулся к Никите. Никита увидел в его руке тугой кожаный кошель. Боярин медленно подошел к столу и с легким звяканьем набитых в нем монет поставил кошель рядом с Никитой.
– Деньгами да полушками здесь десять рублей, – объявил стольник. «Надо же, – промелькнуло в голове у Никиты, – расщедрился. Вчера только пять обещал. Видно и вправду волнуется, что не справлюсь. Думает, с большими деньгами вернее.» А боярин просунул руку под кафтан и достал свернутый лист бумаги. – Здесь подорожные – в Троицу, да в ямы, какие на пути встретишь, – коней чтоб менял каждый раз, когда можно. Да еще письмо отпускное, будто ты холоп мой Филька, на Москву на Торг отпущен, за товаром. Его же и Федоту покажешь. Там я в конце приписал, он поймет.
Боярин протянул письма Никите. Никита взял их, положил рядом с кошелем.
Боярин опустился на скамью напротив Никиты, прищурился, испытующе заглядывая в его глаза:
– Ну что, Никита сын Семенов, не сробеешь? В Троицу не сбежишь?
Никита ответил не сразу. Боярин смотрел как-то странно, словно не доверял ему, словно, хоть и храбрился, а помнил вчерашний разговор, помнил и удивлялся, почему Никита вдруг перестал сопротивляться. Эх, как же тебе объяснить, боярин? Никак не объяснишь. Только ты верь мне. Сейчас я с тобой. Вот только сам ты, так ли уж прост? То ли задумал, что мне поручаешь? И что ждет твоего гонца на Москве?..
– Не сбегу, боярин. Сказал – значит исполню, – произнес Никита, не отводя глаз.
– Ну, смотри! – боярин тряхнул головой, потом протянул руку, положил Никите на плечо. – Помни одно: исполнишь все как велю – награжу тебя