Однажды, после очередных выходных Эндзела с мужем возвращались в город. Дато не выдержал: «Ты должна поговорить с отцом! Так дальше продолжаться не может! Ты посмотри, на кого он стал похож! Его словно демоны съедают изнутри! Надо что-то делать! Ты же его дочь, Эндзела!» Жена молча слушала мужа, она понимала, что разговор необходим. Но какие слова подобрать, чтобы отец услышал её?
Приехав домой, в глубокой задумчивости Эндзела бродила по дому. Слова мужа о необходимости разговора с отцом не выходили у неё из головы: «Надо… Надо! Но какие слова? Как?» Эндзела по своей натуре была резковата и шла напрямую без дипломатии, но здесь она чувствовала, что так, как обычно, нельзя. Есть какая-то причина, почему так изменился отец. Она остановилась перед холодильником. Он был украшен фотографиями семьи и магнитами. Она стала разглядывать: на фотографиях с Нового года, ещё до операции, отец обнимал маму в окружении детей и внуков. Он улыбался, а на его лице почти не было морщин. «Вот! Вот что я сделаю. – Эндзела сняла фотографию с холодильника. – Я покажу ему эту фотографию, а потом покажу его в зеркале, и скажу, что вот здесь на фотографии – это мой папа, а того, в зеркале, я не знаю». Идея ей понравилась. Она положила фотографию в сумочку.
Через неделю Дато и Эндзела поехали навестить родителей в село. Мама с отцом по-прежнему не разговаривали. После ужина, где все старались сохранить нейтралитет, мама ушла, Дато задремал после тяжелой недели, а Эндзела сначала собралась смотреть телевизор и даже пересела на диван, но, глядя на отца, она вдруг всё поняла, поняла причину его поведения. Она покрутила в руках пульт и села поближе к отцу. «Послушай, пап, – начала тихо дочь, – так дальше продолжаться не может. Ты – совсем не ты. Ты думал, что после операции, все быстро наладится, а вышло не так, как ты думал. И теперь тебе страшно…» Серго изменился в лице, он попытался отвернуться, скрыть подкатившие слёзы, но разве уйдешь от проницательного взгляда дочери, который смотрел прямо в его сердце. Но он всё же попытался: «С чего ты взяла?» «Пап, – мягко улыбнулась Эндзела, – я тебя очень хорошо знаю. И чувствую…» Она положила руку на место шрама на груди отца. «Ты резкий, острый на язык, но ты не злой. Ты просто совсем задавил в себе любовь своим страхом. А надо любить. Любовь всё поправит. Понимаешь, мы так устроены, что когда мы злимся или испытываем низменные эмоции, раздражение, гнев, злость, то наши мышцы рефлекторно сжимаются, словно пытаются образовать панцирь. И у тебя болит, потому что ты всё время сжат. Понимаешь?» Серго не смотрел