– Доброе утро, Василий Фёдорович, как спалось? – спросил Алексей Максимович.
– Просто замечательно. Наверное, немного устал от дальней поездки. Как прилёг, так и провалился в царство Морфея.
– Я вижу, Вы не преминули полюбоваться нашим божественным пейзажем.
– Не скрою, я даже подумал вызвать сюда жену и детей.
– Знаете, дорогой Василий Фёдорович, своим здесь пребыванием я обязан жене. После поездки в Америку для сбора пожертвований для партии мы вернулись в Петербург. Едва закончил начатый в Америке роман «Мать», как у меня случилось обострение болезни лёгких. Мария тут же собрала меня, и мы приехали сюда. Здесь прекрасный климат.
– Чехов поселился в Ялте, но, бедняга, не сумел поправиться, – сказал Андреев. – Одолел его туберкулёз.
Появилась Мария Фёдоровна и, поприветствовав всех, села рядом с мужем. Прислуга поставила на стол большое блюдо с салатом, тарелки с пиццей и лазаньей, и столовая наполнилась приятным запахом специй и овощей.
– Я думаю, у революционеров всегда есть в запасе экстраординарные истории, с которыми сталкивает их судьба, – красноречиво намекнул Леонид Николаевич и призывно взглянул на Рутенберга.
– Ну, ты змей-искуситель! – догадался Горький. – От тебя, Леонид, невозможно спастись.
– Алексей Максимович, наши беседы обогащают нас знанием жизни и новыми идеями. Разве это плохо? Мы же писатели.
– Расскажи что-нибудь, Василий, – поддержала Андреева смущённого Леонида Николаевича.
– Ладно, – произнёс Рутенберг. – Если женщина просит. Несколько лет назад поздним вечером я обнаружил за собой слежку. Филеры неотвязно следовали за мной уже около часа. Заметая следы, я оказался в районе, мало мне знакомом. В тёмном переулке, воспользовавшись случаем, когда преследователи на минуту упустили меня из виду, я открыл дверь и оказался в зале, вокруг которого в юбках и коротких платьях на стульях, креслах и диванах сидели женщины. Тапёр в углу что-то наигрывал на пианино. Я понял, что убежище своё я по воле судьбы нашёл в публичном доме.
– Это очень интригует, – заметил Андреев.
– Женщины оживились в предвкушении клиента, – продолжил Рутенберг. – А я оказался в затруднительном положении, так как нужно было сделать выбор и не разочаровать отверженных. Одна из них молодая девица смотрела на меня без вожделения, изучающе. Каким-то непостижимым образом она поняла, что сюда я зашёл не ради того, ради чего этот дом навещают мужчины. Она подошла и, взглянув мне в глаза, повела в свою комнату. Мне сразу же бросились в глаза большая кровать, простая мебель и выходящее в глухой двор