Кравцов доложил результаты следственного эксперимента: однозначные.
– Считаем, значит, что кирпич на ветераншу упал сам по себе, в рамках всесоюзного разгильдяйства? – уточнил Жунев. – И между первой бабушкой и прочими нет никакой связи?
– Или маньяк подражает кирпичу, – неожиданно для самого себя сказал Покровский. Конечно, мысли следует сначала обдумывать, чем швыряться ими, но оперативное совещание это такой коллективный мозг, так что – нормально.
– Подражает кирпичу? – нахмурился Жунев.
– То есть такая связь, что маньяк услышал про первую старушку и решил: а ну-ка я тоже так попробую? – догадался Кравцов.
– Например, – с задержкой кивнул Покровский. – Или даже не услышал, а почувствовал.
– Что почувствовал? Что? – спросили почти одновременно Жунев и Настя Кох.
У Насти Кох туфли на низком каблуке, откровенно старомодного вида («Как у Крупской», почему-то подумалось Покровскому, хотя знать он не знал, что за туфли носила Крупская, может босиком все время ходила в знак солидарности с пролетариатом) и на шнурках. Один шнурок коричневый, а другой черный. Какой-то, наверное, порвался, а Настя принципиально продемонстрировала самой себе пренебрежение к внешности.
– Я как понимаю: маньяк, и вообще любой сумасшедший, от нас отличается тем, что у него одни черты личности преуменьшены… раз ему старушек не жалко… а другие преувеличены. Он мог на своей волне поймать что-то такое прямо из космоса, идею насилия над пенсионерками…
Говорил и сам к себе прислушивался, именно ли это он хочет сказать или что-то тут еще другое есть, ускользающее.
– Это ты загибаешь, – сказал Гога Пирамидин.
– Почему? Безумие – страшная сила.
– Крысы звуки слышат на других волнах, маньяки тоже, возможно, могут, – поддержала Покровского Настя Кох.
Миша Фридман вполголоса возразил ей, что это не только крысы, что у животных вообще иначе, чем у человека, устроено, но, поймав на себе взгляд Жунева, замолк.
– Из космоса не думаю, – сказал Жунев. – А слышать мог. Даже видеть мог, сука. Проходить мимо.
Закурил. Гога Пирамидин тоже закурил, и Настя Кох тоже. Покровский не курил, Кравцов как раз пытался бросить, Фридман покуривал, но не решился сейчас, а только приоткрыл пошире, поймав взгляд Жунева, форточку.
– Или так, – сказал Покровский.
– Всю жизнь мечтал крошить старушек, а тут увидел подсказку и сорвался с катушек, – сказал Жунев. – Допустим! Но что из этого следует? Для нас с вами?
– Усилить поиски у ипподрома? Если видел, значит, близко живет или работает, – предположил Кравцов.
– Просеиваем и так плотнее некуда, и у ипподрома, и на «Соколе», и везде, – решительно сказал Пирамидин. – Собесы, общежития, твою туда, уличная торговля, поликлиники, сторожа всякой мелкой дряни, вахтеры всех научных институтов, их там как грязи, НИИ патологии,