– Вы хотите спасти Тавантинсуйу? – быстро заговорил архитектор. – Тогда сделайте вот что. Признайте Великого Инку вором и преступником. Откажитесь платить за него выкуп.
– Ты это всерьез, Чинча?
– Более чем. Атауальпа нарушил закон. Мы не берем ни крошки чужого добра. Он отобрал у родного брата, Уаскара, целую страну. И не смог с ней справиться. Он утратил доверие народа. Пусть не всего, пусть какой-то его части. Но именно поэтому народ не хочет воевать за своего правителя. А правитель – это свет небес, в лучах которого живет наша родина Тавантинсуйу, и он должен быть чистым, этот свет. Признайте его преступником. И назначьте на его место другого.
– Как? – только и выговорил Верховный жрец, почувствовав, что язык во рту немеет от удивления и страха перед неприкрытой правдой слов архитектора.
– От нового Инки пойдет новая династия и начнется новая история. Он поднимется на камни Кориканчи и объявит о начале нового времени. Он напомнит, что Атауальпа нарушил закон «Ама льюйя, ама сува, ама кейя». Он украл у брата власть, обманув народ, и все это Атауальпа сделал для того, чтобы проводить время в праздности, принимая ласки и утехи Дев Солнца. Разве для этого Пачамама послала нам самого первого правителя?
Вильяк Ума схватил Чинчу за плечи и долго смотрел архитектору в глаза. Очень пристально и внимательно.
– В другое время я приказал бы с тебя содрать кожу живьем. Но сейчас не совсем подходящий момент. Ты будешь жить.
Чинча поклонился. Но жрец еще не закончил свою речь.
– Ты выполнишь то, что я тебе приказал сделать, когда мы говорили в тени деревьев золотого сада.
– А если я не успею?
– Тогда дело закончат твои дети, – жрец развернулся и направился прочь от молодого человека. – Или дети твоих детей.
Чинча хотел было сказать, что в его жизни речь о семье и детях пока не идет, но промолчал и покинул галереи Кориканчи вскоре после того, как жрец скрылся в лабиринте коридоров.
Оказавшись на улице, архитектор направился к родственникам, у которых надеялся переночевать до утра. Каменные, грубо обтесанные валуны были сложены в стены без окон. Улица напоминала тоннель, в конце которого светлым пятном указывала направление центральная площадь. Чинча двинулся туда, но вдруг заметил в конце улицы три мужских силуэта. Он сделал еще три шага в сторону площади.
Силуэты стали больше. Шестое чувство подсказало Чинче, что надо развернуться и бежать в другую сторону.
Он бежал так, словно хотел обогнать ветер, и тот, рассердившись, держал его за руки, встречая Чинчу холодным дыханием темной улицы. Ноги архитектора не слушались. На мгновение ему показалось, что он видит страшный сон, ведь во сне тяжело убегать от преследователей, переставляя ватные ноги со скоростью улитки. Каменным стенам слева и справа не было конца. Они уходили вдаль и терялись в сумерках. Их серая суровость приговорила Чинчу к этому кошмарному бегу по городу,