– Обычно времени на ожидание отводится гораздо больше, чем полгода. Как минимум, до следующих Малых мистерий. Или даже дольше, все зависит от того, как много нас, таких как мы с тобой, слепых истуканомойщиц, – она недовольно фыркнула. – Странно, что ты не знаешь всего этого, неужели твой брат вообще ничего тебе не рассказывал?.. Впрочем, какое мне дело? Я только хочу сказать, что твоя Аметрин сама себя погубила, когда затеяла всю эту историю с твоим разоблачением. Ведь наша вера и наивность хозяевам очень важны. А неверие делает нас в их глазах бесполезными. Аметрин разуверилась в себе и в своем агнце, не поверила она и тебе. Кто знает, кому она в следующий раз не поверит?
– Ты ведь тоже не веришь, Берилл-джанх, – внезапно пересохшим горлом проговорила Риша. И сглотнула. Ей наконец-то сделалось страшно. Ведь это она подвигла Ами на неверие. А значит… Она быстро договорила, чтобы не развивать мысль: – Почему же от тебя хозяева еще не избавились?
Берилл вздохнула и выпустила Ришину ладонь.
– Ошибаешься, Морион, – сказала она непривычно мягко. – Сейчас я верю. В тебя. Ты – мой единственный шанс остаться в живых, если ты этого захочешь, конечно. И если сумеешь убедить хозяев не просто в собственной полезности, а именно что в уникальности. Истуканы ни у кого из нас, ни у одной из наших предшественниц не шевелились. Никто даже врать о таком не пытался, настолько это нелепо, понимаешь? Ты первая, Морион. И я тебе верю, потому что я там была, когда ты это сказала, а я тебя знаю. Ты ведь настолько невежественна, что даже придумать складное вранье не в состоянии, и зря это Аметрин на тебя бочку катила. Наверняка совсем не в себе была, иначе ни за что бы не додумалась подозревать тебя во вранье. Сечешь?
– Секу, – согласилась Риша. Они спустились под землю и шли сейчас по гулкому пещерному коридору, в котором ощущались грибные запахи влаги и мокрого песка. Уже очень скоро они достигнут берега заповедного озера. – Поверь, я правда хочу тебе помочь, Берилл-джанх. Но я действительно не знаю, – она сглотнула, – смогу ли добиться отклика от статуи на этот раз. И я, – она сглотнула снова, чувствуя как тошнотный страх нарастает, – боюсь за Шабо… – добавила она едва слышно.
Берилл цокнула языком.
– Если отклик будет, – сказала она нарочито равнодушным тоном, – то и у твоего Шабо появится немалый шанс стать великим вождем. А не сгинуть, как все агнцы до него. Но решать, само собой, тебе.
Зажмурившись, Риша кивнула. Об этом она в таком ключе не думала, но, может быть, Берилл права. Чего же она тогда так боится, если знает, что Шабо все равно суждено стать агнцем? Откуда в ней этот нутряной безотчетный ужас?
Он в ней от того, что они приближаются к Средоточию. К месту обиталища червей, которые жрут бессмертную плоть Предвечной матери. К месту, где гнездится нежить. Нежить, которая однажды обещала Рише, что уничтожит всех дорогих ей людей. Может быть, поэтому ей так страшно за брата?..
– Помоги мне, Берилл-джанх, – попросила Риша, чувствуя, как сосет под ложечкой тревога. –