Мы не тратим время на размышления или выяснение того, не являются ли гонения, ограбления или погромы евреев прямым следствием какого-то невыносимого зла, какого-то ужасного подозрения, которое постепенно приняло форму уверенности и требует высшего суда, меча; мы не считаем, что причина, которая издревле привязывала еврея к гетто и к определенным кварталам во всех больших континентальных городах, проистекала не только из его естественного предпочтения общества своих единоверцев, но также и из того факта, что его христианские соседи сочли целесообразным таким образом позаботиться о своей безопасности и безопасности своих семей. Об исчезновении детей говорили в Риме и во всех столицах Италии даже в начале нынешнего века, когда конституционный строй и новая полиция были неизвестны, и говорили так же свободно и часто, как в Салониках, Смирне и во всех городах Леванта в течение благодатного 1873 года.
Опять же, мы вряд ли задумываемся о том, что, поскольку нетерпимость порождает нетерпимость, а обида порождает обиду, растоптанная и деградировавшая раса когда-нибудь ополчится, когда сможет, на угнетателя, и что месть слабого, раболепного и трусливого будет еще вернее, безжалостней и ужаснее, потому что он имеет длинный счет оскорблений и травм. В провинциальных городах современной Персии, как и в Турции, считается, что евреи убивают детей. Мальчик-мусульманин, встретив на улице еврея, будет выщипывать его седую бороду, дразнить его Bú-e-Shimít – неприятным запахом, который, как предполагается, везде характеризует эту расу, наступать ему на пальцы ног и плевать на его еврейский габардин. В Турции до сих пор есть места, где его изгоняют с базара палками и камнями; в других местах на него обрушиваются всевозможные оскорбления, включая «Аль Яхуд Мусаирадж»26 – еврей пахнет лампой – намекая на кулинарное использование им сезамового масла. Еврей, проходивший через площадь Гроба Господня в Иерусалиме, непременно был бы подвергнут нападению толпы во всех случаях, а во время определенных праздников он был бы растерзан; и список опасностей и оскорблений, которым он подвергается как от мусульман, так и от христиан, можно было бы продолжать до бесконечности.
Можем ли мы тогда задаться вопросом, что, если преследователь, мужчина или мальчик, пропадет, может ли представится случай такого заманчивого наказания за их варварский фанатизм?
И разве это предположение не объясняет арабскую пословицу: «Ужинай с евреями, а спи у христиан», и тот факт, что каждая мать с самого раннего детства учит своего мальчика избегать еврейского квартала, связывая его всевозможными клятвами? Наконец, разве удивительно, что среди невежественной и суеверной расы изгоев такие случайные действия