Принесли коктейли. Британец проводил официантку внимательным взглядом.
– Новые заведения обычно безопасны,– сообщил он,– Их служащие пока не завербованы. А вот кафе с мировым именем – просто набиты двойными и тройными агентами. Стоит вам сболтнуть что-то секретное в бильярдном зале сингапурского Бингли – и уже завтра это будет в отчётах всех уважающих себя разведслужб.
– Получается, если буду в Токио, то в Сецугоан мне нельзя?
– А что – вы знаете нечто секретное?
– Думаю, что не знаю. Но могу вдруг припомнить,– я улыбнулся,– Со мной это часто бывало на семестровых экзаменах.
– Кстати, об экзаменах. Вы ведь работаете над диссертацией?
Я как можно непринуждённей устроился с ром-колой в руке.
– Давно уже нет.
– Тогда зачем вы работаете в Институте?
– Там готовы платить за знание физики.
– Почему же вы не пойдёте, допустим, в школьные учителя?
– Им меньше платят.
– А если вам предложат больше?
– Я откажусь. Эта профессия слишком безопасна.
Арина подняла брови и чуть не поперхнулась ароматным фиолетовым коктейлем.
– Вы предпочитаете опасные профессии?
– Именно так. Те, где неумелые гибнут первыми.
– А что, в науке они гибнут первыми? Насколько мне известно, физические лаюоратории достаточно безопасны.
– Я работаю в поле.
– Получается, вы один из… камикадзе?
– Нас называют и так. Опасность – моя профессия.
– А Раймонд Чандлер – один из любимых авторов?
– Да. Хотя в летние месяцы я предпочитаю Бианки.
Я стукнул опустевшим стаканом по столу и дал понять официанту, что неплохо бы повторить.
– Похоже, что вы любите физику и опасность в равной мере. Как и ваш прославленный родственник. Случайно не он повлиял на ваш выбор жизненного пути?
– Товарищ Шубин, конечно, величина,– я поднял стакан и мысленно пожелал ему счастливой посмертной судьбы,– И его вклад совершенно невероятен. Но увы, он мне не родственник. Фамилия, соглашусь, редкая, но не настолько, чтобы это что-нибудь значило. Мы просто однофамильцы. Так вас устраивает?
– Но вы ведь читали его работы.
– Их может прочитать каждый.
– И что вы об этом думаете?
– О работах такого уровня не «что-то думают», а пытаются вникнуть в каждую запятую. Физик вроде Шубина, Шрёдингера, Фридмана, Фейнмана, Ландау, – он не жук, которого забавно рассматривать в лупу. Это гора, на которую не каждый взберётся.
– У вас ещё есть время для этого. Вы молоды.
– Дело во времени. Шубин вёл научную работу всего несколько лет. Год чудес Эйнштейна случился, когда ему было двадцать пять.
– Но тебе же только двадцать два,– заметила Воробьёва.
– Как Бобби Фишеру. Или Полу Морфи.
– Вы