– Знаешь что? Я все принимаю слишком близко к сердцу.
– В общем-то… – с сомнением в голосе начинает Юан.
– Нет, правда, так нельзя. Ей самой, наверно, от всего этого не по себе, и…
– Ей никогда не бывает не по себе. Ее ничем не прошибешь, – перебивает он.
– Но она могла измениться.
– А ты изменилась? Или я, например?
– Мы с тобой… – Я думаю. – Ну… и да и нет.
– Только не позволяй ей себя одурачить. Ты прекрасно знаешь, на что она способна.
Я вспоминаю: да, пожалуй, она столько врала в своей жизни, столько людей от нее пострадало… я даже невольно вздрагиваю.
– Как думаешь, она собирается сюда вернуться? – Проглатываю комок в горле. – Думаешь, станет рассказывать всем про Розу?
– Не знаю, – говорит Юан; лицо озабоченное. – Думаю, все возможно… если только она не сделала операцию по трансплантации личности.
Совсем не это я хочу от него услышать. Коленки дрожат, и я плюхаюсь на стул.
– И что же мне делать?
– Веди себя спокойно, говори с ней дружелюбно. Постарайся узнать, чего она хочет.
– По принципу «с друзьями будь близок, а с врагами еще ближе», так, что ли?
– Точно.
– Ты и правда считаешь, что она мой враг?
– А ты сама подумай. Вспомни, как она себя вела.
Я думаю.
– Ну… не такая уж плохая она была… не всегда, правда.
– Она всегда заставляла тебя плясать под свою дудку.
– Так уж и всегда… – медленно говорю я. – Порой мне казалось, что мы с ней занимаемся перетягиванием каната…
В коридоре скрипит пол, мы оба смотрим туда. Господи, как это Тому удалось незаметно прокрасться через сад? Мы слишком увлеклись разговором. Стоит перед нами босой, чешет в паху.
– Грейс, а я заболел.
– Бедняжка. – Гляжу на него с состраданием. – Тебе все еще плохо?
– Нет, уже немного лучше. – Он щурит на меня глаза. – Солнце на улице какое-то слишком жаркое.
– Слышу голос истинного шотландца! Хочешь полежать здесь?
– А можно? А то я в доме совсем один…
– Ну конечно можно.
Юан слегка хлопает его по спине и ведет в спальню. Кровать застелена, я сдергиваю покрывало.
– Залезай, малыш, – говорю я, стараясь придать голосу интонацию веселой и заботливой няньки. – Сон для тебя – лучшее лекарство.
– Жалко, что в этой постели никто никогда не спит. – Он бросается на кровать, обнимает подушку. – Когда у нас гости, они всегда спят в доме. Вот будет мне восемнадцать лет, надеюсь, папа разрешит мне жить здесь, будет у меня такая холостяцкая нора, знаете… А для работы ему вполне хватит места и света в двух комнатах наверху. – Он открывает один глаз. – И для вас тоже, Грейс. Понимаете, я уже буду большой, мне нужно будет свое местечко, потому что я ведь буду приходит поздно… и все такое.
– Сара тоже глаз положила на это бунгало, Том. А она на два года старше.
– Так она ж не собирается все время торчать дома. Как кончит школу, так сразу в университет поедет