Но, несмотря на подобные демонстрации лояльности, иногда искренние, а чаще нет, российские власти не изменили подозрительного отношения к движению. Был закрыт ряд изданий, в том числе газеты «Рада», «Село», журнал «ЛНВ» и др. (украинская пресса в столицах продолжала выходить). Попытки создания «украинских» госпиталей были отвергнуты и характеризовались в прессе как проявления сепаратизма[160]. Отношение властей к украинскому движению внутри страны было сходно с политикой по отношению к «украинцам» в занятой русскими войсками Галичине, заключавшейся в закрытии украинских обществ и прочих учреждений. После отступления в 1915 г. русских армий из Галиции правительство стало более осторожным, а деятели движения – наоборот, более активными.
Аналитики МВД отмечали, что с начала войны украинское движение притихло «лишь на поверхности» и что «его невидимая работа в известном направлении продолжается»[161]. Его адепты, помимо ставшей уже привычной литературно-культурной работы, осуждали политику царской администрации в Галичине, просили открыть украинские школы и ввести украинский язык в сферу народного образования. Добивались они также свободы украинского слова, разрешения деятельности культурно-просветительских обществ. Петиции, содержащие такие требования (а порой и угрозы «отмщения» Российскому государству и нации за то, что «украинский народ… приговорен к смерти»), время от времени поступали депутатам Государственной думы[162]. Некоторые требования украинства по-прежнему получали поддержку у либерально настроенных представителей общероссийских партий, например кадетов.
Дальше обсуждения проблем культурно-национальной автономии авторы петиций и меморандумов не заходили, и политическая составляющая движения была незаметна. Украинские деятели умеренно либерального толка сосредоточились на работе в общественных и хозяйственных организациях и комитетах (Военно-промышленном комитете, Комитете Союза городов Юго-Западного фронта, Обществе помощи населению Юга России, пострадавшего от военных действий). Из материалов полиции следовало, что украинская работа, как и раньше, велась в основном среди интеллигенции, которая для укрепления «украинской обособленности» считала необходимым завоевание «своей» школы и «своих» культурных учреждений.