***
– И не старая же вроде! Сидишь тут, побираешься! Воняешь! Фу, стыд какой! – тетка в сером пальто брезгливо обошла сидящую под уличным фонарем бомжиху.
– Плыви мимо, мамаша! – нахально отозвалась маргиналка. – Тебя забыла спросить, где мне вонять!
– Да я сейчас полицию позову! Села тут посреди улицы, еще и грубит! – тетка возмутилась.
– Ха, напугала! Зови своих мусоров мусорянских! – хрипло засмеялась бомжиха.
***
– А вот это было обидно! – проворчал Марков и повернулся к напарнику. – Жаль связь односторонняя…
– Забей! – отозвался Трошин. – Я это каждый день слышу от тещи: "Эй, мусор, вынеси мусор!"
Они уставились на хорошо освещенную дорогу. В двадцати метрах от их неприметной Калины, под фонарем, на куске картона сидела бомжиха. Одной рукой держала флакон боярышника, ковыряя его зубами, другой – почесывала ляжку сквозь дыру в штанине.
– А вообще, она бабенка ничего такая, – заметил Марков. – Ну, без этого всего…
Он покрутил рукой возле лица.
– Да она и в гриме – ничего, – флегматично изрек Трошин. – Ее бы на детские утренники звать в качестве Бабы Яги.
Машина затряслась от их хохота.
***
Кирилл сидел в комнате и точил нож. Длинное, узкое лезвие с легким шуршанием скользило по бруску. Как же он любил этот звук! Колыбельная для его израненной души. Глаза закрыты, подбородок слегка подрагивал. Перед внутренним взором стояли удивленно-испуганные лица его жертв, когда они видели этот нож. А потом в их глазах появлялись боль и ужас, когда лезвие медленно входило в их сердца. И эти сладостные хрипы предсмертных агоний…
В дверь постучали. Громко, грубо, вырывая его из состоянии блаженства. Открыл глаза.
– Кирилл, твою мать! Ты мне должен, сука, за прошлый месяц! Когда заплатишь? – бесновалась в коридоре хозяйка комнаты.
Сжал рукоятку ножа. Крепко, до трясучки, аж костяшки побелели. Выкрикнул:
– Заплачу! Зарплату задерживают!
– Ты мне это уже сколько втираешь?! Или платишь в течение двух дней, или уёб..ваешь отсюда к херам!
– Я понял! – Кирилл еле сдерживался. С каким бы он наслаждением сейчас воткнул нож в ее поганое и жадное сердце.
– Понял он! Нищеброд! – она стукнула по двери в последний раз. Послышались удаляющиеся шаги.
Кирилл почувствовал, что ему нужно срочно выплеснуть свою злость и раздражение. Решительно встал, накинул капюшон. Аккуратно сложил нож и положил в карман. Открыл дверь и выскользнул в темный, пахнущий сыростью, коридор барака…
***
– Эй, дядька, ищешь светлой и продажной любви? – бомжиха подмигнула мужчине, идущему под руку с женщиной.
Пара шарахнулась в сторону. Бомжиха довольно загоготала. Вытащила сигарету, грязные пальцы чиркнули спичкой.
В плечо толкнули, Резко, со спины. Спички вылетели из рук, а сигарета – изо рта. Она обернулась. Стояли двое. Ухмылка на необремененных интеллектом и разгоряченных алкоголем