Но это уже после того, как Катя стала видеть и слышать, после месяца. А до этого Катя не реагировала ни на шум, ни на свет, и довольно долго, а я всё водила рукой перед ее открытыми глазками, всё ждала, когда она повернет голову за моей рукой или начнет жмуриться на свет. Начитавшись в детстве Короленко, я испытывала страх при мысли о возможной слепоте ребенка.
Незаметно в кормежках и стирках прошло лето, и наступила теплая золотая осень. Всё стало привычно, буднично, я окрепла, справлялась с делами, много гуляла с дочкой в парке, катая коляску и вдыхая запах опавших листьев. Иногда вспоминала, что у меня диплом, и садилась на лавочку читать книжки по ЭПРу.
Катенька была таким спокойным ребенком, что я заводила будильник на шесть утра, чтобы не проспать утреннее кормление.
Однажды, когда ей было уже 4 месяца, она у меня стала плакать без причины. Плачет, а грудь не берет, и я в панике и слезах звонила в детскую консультацию и спрашивала, что мне делать, а потом тащилась такую даль, через трамвайные пути. Принесла Катю, положила на стол, а та напукала.
– Ну, и что вы, мамаша хотите? У малышки запор, дайте кефир и следите за тем, чтобы стул был каждый день. – С тем я и ушла.
Алексей помогал мне с каждодневной стиркой. Квартира была прохладной, и Катя часто пускала в пеленки, в день у нас выходило от 15 до 20 пеленок. Первый месяц я их все кипятила, а потом просто полоскала в воде. Накидаю в таз пеленки, а после обеда прополощу и развешу на балконе, а вечернюю порцию пеленок, накопившихся с обеда, стирал после ужина Алексей. Ему еще Мельбард говорил:
– Их дело рожать, мы это не умеем, а наше дело святое – постирать своему ребенку пеленки. – И Алексей очень проникся, что стирать проще, чем рожать.
Раз в три дня я кипятила одну порцию пеленок, считая, что так, по кругу они все раз в две недели попадут под настоящую стирку.
Я была связана ребенком, и если кто-то хотел пообщаться, то шастали ко мне. Вдвоем с Алешкой мы могли погулять только по выходным, когда приезжала мама, и то не надолго, ведь я кормила. Молока было много, я сначала сдавала на молочную кухню, а потом отдавала молоко Алешкиному приятелю, у которого родился сын, так что у Кати есть где-то молочный брат.
Я сцеживала молоко на одно кормление, и мы уматывали, в основном, в кино, телевизора не было.
Как-то ждали автобуса, всего было шесть номеров автобусов на этой остановке. А мы опаздывали. Видим, показался в конце улицы автобус.
– По закону бутерброда…
– Нет, – возразила я мужу, – закон бутерброда действует, когда 50 на 50, а сейчас должен действовать закон удачи. – И закон удачи действовал, номер автобуса был наш, и мы успели в кино.
Возвращаясь, мы иногда бродили по плохо освещенным улицам, тогда не было такой яркой рекламы, как сейчас, зато было больше тусклых фонарей, а на неоновых вывесках часто не хватало одной, а то и двух букв.
Мы шлепали по лужам в сумерках плохо освещенных улиц под мелким осенним дождиком,