Мейтленд оказался верен своему слову – приезжал в Уилдерхоуп не реже раза в неделю, иногда звонил. Не было ощущения, что он меня проверяет, наоборот, судя по всему, Мейтленд хотел убедиться, что я хорошо устроился и всем доволен. Утром, во вторую пятницу после приезда, я обнаружил на полу записку. Ее просунули под дверь. «Я в кабинете. Приходите, как только сможете. Хью». Должно быть, он выехал из Лондона почти ночью. Я вошел в одну из пустых комнат и выглянул в окно. «Бентли» был припаркован снаружи, машину обволакивал густой туман. В этой глуши такой роскошный автомобиль смотрелся немного неуместно.
Завтракать я не стал, сразу отправился к Мейтленду. Похоже, он был рад меня видеть. Мы сидели бок о бок на честерфилдском диване, говорили о медицине, как равные, будто проработали вместе много лет. Мейтленд налил мне чаю и спросил, прочел ли я его рукопись. Да, я прочел, причем очень внимательно.
Конкретные механизмы, обуславливающие положительное воздействие наркоза, пока непонятны, но в своей работе Мейтленд рассказывал, что продолжительный сон может привести к созданию новой, здоровой личности, пусть не сразу, но в будущем. Он утверждал – это то же самое, что ломать кости, чтобы потом они правильно срослись. Смысл электрошоковой терапии как дополнительного компонента лечения состоял в том, чтобы ускорить выздоровление путем избавления от навязчивых мыслей.
Мейтленд положил руки на спинку дивана. Из-за этого создавалось впечатление, будто он занимает больше месте, чем на самом деле.
– Некоторые считают, что электрошоковую терапию нужно запретить, потому что она может вызвать провалы в памяти и оказывает разрушительное воздействие на мозг. Но что, если эти утерянные воспоминания только обостряли состояние пациента? Разве не к лучшему будет избавиться от них? Начать новую жизнь, забыть о болезни, как о страшном сне…
Я высказал некоторые возражения, но Мейтленд нисколько не обиделся. На каждый аргумент он предлагал собственные контраргументы, но, к счастью, атмосфера продолжала оставаться дружеской. Наконец мы обсудили все, что требовалось, и Мейтленд сказал:
– Благодарю за отзыв.
Мне показалось, что он говорит искренне.
Остальную часть утра мы провели в палатах, а после обеда спустились в комнату сна. Теперь я запомнил имена всех шести пациенток – Сара Блейк, Элизабет Мейсон, Мариан Пауэлл, Кэти Уэбб, Изабель Стивенс и Селия Джонс. Кроме имен, дат рождения и диагнозов, я ничего о них не знал. Давление, пульс, дозы лекарств – все было записано самым скрупулезным образом, но только не биографии. Я хотел больше узнать об этих женщинах – кто они такие, что за люди. Но когда попытался расспросить Мейтленда, он снова ушел от ответа. В голосе слышалось раздражение, и я счел за лучшее оставить эту тему. Мейтленд уверял,