– Чё такое? – спрашиваю я у Симоновой.
Вместо ответа она отходит в сторону, и какая-то смешинка поднимается внутри, потому что на портретах у меня и Трёх Ко обновление: проткнутые глаза. Валентин с досадой пытается содрать фото. Коваль ржёт. Олеся подрисовывает своей ослеплённой копии усы и цилиндр.
Я не сразу понимаю, откуда эта жуть взялась, только растерянно хмыкаю. А потом разум воскрешает минувший день, и делается не до смеха.
Тени оконных рам скользят по хромированным столикам, по высоким стульям. За окном темнеет набережная, блестит ледовый припай, и чайки бродят туда-сюда крикливыми патрулями.
Со мной те же Три Ко. Валентин уплетает бургер, Олеся читает нечто под названием «Горничная Усуи Такуми». Коваль цепляет на пальцы печеньки с узором из маленьких восьмёрок – как средневековый король, который надевает кольца перед приёмом иностранного посольства.
Ох, простите, вы же не в курсе, где мы. В «Повешении, потрошении и четвертовании», что посреди Советской набережной. Да-да, преклоните колени: бургерный апокалипсис захватил планету и добрался до нашего Северо-Сранска. И да, я хочу, чтобы котлета лежала между двумя кусками хлеба, проткнутыми шпажкой, а на стулья приходилось забираться, как на стремянку. По меркам северо-стрелецких рюмочных, где царят одни мухи и алкаши, ППЧ место отличное. Дорогое, конечно, но зато социально – или как там называется? – ориентированное. По первому впечатлению, здесь работают пенсионеры, инвалиды и прочие убогие. Валентин обещал нас угостить здесь чем-то редкостным и оказался прав: бургер улетает с языка прямо в рай.
Теперь извините: я подавлюсь Chicken Tsar (рубленая котлета из куриного филе, маринованные огурчики, хрусткие, как французская булка; карамелизированный бекон, соус горчичный, лук красный), ибо в дальнем углу зала – Диана. Она понуро собирает осколки зелёных стаканов, предсмертный грохот которых и привлёк моё внимание. Не знаю, что больше поражает: Диана или лососёвый оттенок её формы.
– Гы, зырьте! – показывает на Диану Коваль, пока я в приступе кашля долблю себя по груди.
– Что там? – Валентин тоже поворачивается. – Да ладно! Наша шиза тут работает?!
Олеся на секунду поднимает глаза от будней японской горничной, перекладывает жвачку на другую сторону рта и с лёгкой улыбкой замечает:
– Скорее, воюет.
– Зачем обзываешься? – спрашиваю я Валентина, когда наконец отправляю куриное филе в нужное горло.
Он прищуривается.
– Сын мой, лунатизм начинается на ранних стадиях шизофрении.
– Ты психолог?
– Я любознателен.
– Блеск! – Я хлопаю кончиками пальцев и вытираю с подбородка остатки «царского» бургера. – Давайте поаплодируем Валентину и пойдём.
Всё же странно: Диана-официантка в кафе! Неужели у Вероники Игоревны столь тяжко с деньгами?
Да, и как Диана обсуждает заказы, м-м, без слов?
Жестами?
Эсэмэсками?
Азбукой Морзе?
Валентин задумчиво улыбается.
– А