– Санара, – обратился он к форестианцу. – Тут, хозяйка тела вызывает меня на откровенный разговор, и угрожает смертью. Мы потолкуем немного.
Голова форестианца медленно качнулась в знак согласия, а во взгляде промелькнула надежда. Лицо К’Валы застыло, взгляд устремился куда-то в потолок, и только плечи изредка подрагивали.
“К'Вала не поняла, что произошло. Она ощутила рывок, затем холод и увидела длинный тоннель и точку света на другом его конце. Вдруг ее развернуло ногами к свету и стало понятно, что это не тоннель, а колодец, в который она уже падает и не может ничего с этим поделать. От ужаса последние капли воздуха ушли из легких, в истошном крике. Сделать вдох не было ни сил, ни возможности, и только слезы заливали глаза. Сердце сжалось и замерло, заставляя закрыть глаза и ощутить, как застывшие слезинки обжигают щеки холодным равнодушием.
Она очнулась о того, что тело обжигал то жар, то холод, но ощущение бесконечного падения прошло, и страх растаял словно туман.
К’Вала открыла глаза.
Перед ней стоял тот самый юноша из библиотеки.
-Ты не форестианец, – произнесла она.
Тот отрицательно покачал головой и развел руки в стороны.
К’Вала посмотрела под ноги и поняла, что стоит на утлом плотике, что медленно крутится в безграничной пустоте. Она повернула голову сначала в одну сторону и увидела как темный горизонт, с редкими вкраплениями огоньков, вдруг зашевелился непроглядным мраком и ее окатил нестерпимый холод. Она вздрогнула и посмотрела в другую сторону, где на линии горизонта, бушевал огненный шторм, похожий на дремлющую птицу, с каждым вздохом которой в пустоту вырывались протуберанцы окатывающие плотик жаром.
– Я прибыл в ваш мир с единственной целью – не дать ему погибнуть! – начал Малкольм. – Мерзость набирает силу и пытается проникнуть повсюду, дабы установить законы хаоса, а затем просто поглотить один мир за другим, погрузив все сущее в абсолютное Ничто.
– Ты колдун, чаровник, я читала о таких, – произнесла К'Вала. – Ты хочешь меня заморочить.
– Зачем мне это?
– Не знаю, зло всегда прикрывается маской добра, что бы совратить слабые души и нести разрушение в мир.
– Я покажу тебе, кто я. Говорят, ваш народ силен, и может выдержать ментальное вторжение.
Малкольм схватил ее голову и сильно сжал, не давая отвести взгляд. От неожиданности и испуга она вытаращилась на него и уже не смогла ни моргнуть, ни закрыть глаза. Но он позволил, и она их закрыла.
Ее накрыл поток его воспоминаний: детство и юность; отец, мать и сестра, их голоса и смех, тепло их рук и улыбок; первая стычка и первая ярость, первая схватка и боль; первая любовь и расставание; невосполнимая утрата и безграничная скорбь. Картины его жизни водоворотом затягивали ее все глубже и все ближе к текущему моменту.
Она