Позже я удивлялся, как это тогда при первой встрече не мог дойти до Оби. Ведь она действительно была совсем рядом. Но если поразмыслить, удивляться нечему. Судьба посылала свыше свой знак. Не быть тебе гидротехником! И как бы ты ни любил реки и речки, работать тебе на них не придется. Коммунизм будешь строить в другом месте.
Я, конечно, тогда не расшифровал этого предзнаменования. Свернул на боковую, заросшую плющом улочку к водоразборной колонке. Достал и быстро проглотил котлеты, запив водой, забрызгав при этом брюки. Отряхнулся и вернулся в центр города на автобусе.
Нога страшно распухла. На нее невозможно было ступить. Добрые люди мне помогли, и я с их помощью оказался в забитом вагоне поезда, отправлявшемся в два часа ночи.
В поезде понял, что умираю. Это было еще более интересное чувство, чем то утреннее ощущение новой жизни, с которым начинался сегодняшний день. Разница была в том, что утром свет, простор и легкость наблюдались снаружи, а ночью все это перешло вовнутрь. Мне казалось, что моя голова и грудная клетка вмещают в себя пространство космических масштабов, в котором с необычайной легкостью перемещались, сталкивались, рассыпались оперный театр, вокзал, кино, Сибстрин, автобусы и ледяная вода из водонапорной колонки.
Не помню, как добрался до родительского дома. Нашли меня на крыльце без сознания. Оказалось, заражение крови, и я должен был умереть через день. Но мама меня вылечила, и я все-таки смог получить высшее образование.
Надо сказать, что подобные катаклизмы в начале моей жизни были нередки. В детстве я успел переболеть всеми мыслимыми и немыслимыми инфекционными заболеваниями. А началось все, когда мне не было и года. Мама рассказывала, заболел я диспепсией. Непрерывная рвота. Умирал на глазах. Фельдшера Афонинского поселка помочь не смогли. Отец взял на шахте лошадь, и меня на санях повезли в белую больницу. Там спросили: зачем привезли ребенка? Умирать? Ему уже ничего не поможет, везите назад, домой. Мама, в то время студентка-медичка, говорит, что и сама это понимала.
Но мне повезло. Кто-то посоветовал дать младенцу столовую ложку коньяка. Может быть, поможет. Выбора не было. Коньяк я выпил, уснул и поправился. С тех пор с уважением отношусь к этому напитку и потому пить предпочитаю водку.
Было время, приезжал я в родительский дом. Вечерком на столе появлялась бутылка армянского «три звездочки». Убиралась скатерть, и под укоризненные взгляды бабушки втроем садились мы за преферанс. «Расписать пульку» было любимым занятием моих стариков, проживших вместе почти шестьдесят лет. А коньяк присутствовал здесь как некий знак из далекого прошлого, как свидетельство настоящего благополучия и жизнелюбия.
Летом 1932 года Виктор Бакатин, студент Сибирского геолого-разведочного института, проходил маркшейдерскую практику на Центральном