– Я знаю, господин Раковский, что вы занятой человек. Числите себя жителем столицы и много лет не были в родном городе. Но если бы вы приехали ненадолго, допустим в командировку, в город Н-ск… Если бы вас потянуло на воспоминания, и захотелось побывать в школе…
– Не потянуло. Сорок лет почти прошло, а не тянет никак.
– Неужели не осталось хоть чуть-чуть светлых воспоминаний? А первый звонок? Первый учитель? Неужели вы не хотите пройтись «по тихим школьным этажам»?
– А, знаю, слышал: «здесь прожито и понято немало…». Да немало прожито. Десять лет от звонка до звонка отсидел. Не всем даны, знаете ли, светлые воспоминания о школьных годах.
– И всё-таки, Никита, может, зайдём в школу? Их ведь давно нет никого. Никто на вас орать не будет. И на педсовет не поволокут. Родителей тоже не вызовут. Некому и некого вызывать.
– Ну, разве что зайти, посмотреть класс? Просто посмотреть и больше ничего.
– Ну вот, я так и знал, что вы согласитесь. Ну, тогда вперёд…
Вначале нам следует пройти по улице Шишкина. Теперь по проезжей части гулять опасно. Раньше на ней светофоров не было. Мимо мебельной фабрики, производящей полосатые диваны, безбоязненно прогуливались молодые мамы с детскими колясками. Школьники с ранцами за спиной или пузатыми портфелями в руках обречённо топали на занятия. По вечерам на этой улице гуляли влюблённые. Местные алкаши целыми днями сидели на деревянных ящиках возле магазина «Огонёк». Здесь летом стояла бочка с квасом, помните, три копейки – стаканчик, пять – кружка.
Теперь дорогу расширили, проезжую часть прорезали белой разделительной полосой, на перекрёстках установили светофоры. Будьте осторожны, Раковский, теперь нужно внимательно посмотреть налево, потом направо, выбрать момент и прошмыгнуть в окно автомобильного потока. Мебельная фабрика давно развалилась, на её территории располагается китайская СТО. А магазин остался, но поменял название. Теперь это «Пятёрочка». Алкаши тоже остались, но подтягиваются ко входу на час позже и уходят к обеду.
Ну что же, вот и школа. Прежде всего, вы заметите, что территорию огородили металлическим забором. Деревья тенистого прежде палисадника, где частенько устраивались драки, – вырубили. Повсюду нагромоздились кучи строительного мусора. Понятно. В пятиэтажном здании из красного кирпича производится реконструкция. Двойные деревянные двери поменяли на металлические. Старые, в облезшей голубой краске, валяются возле высокого крыльца в куче извести. На стену прикрутили метровую вывеску. Под изображением государственных знамён, под русским названием «ВЭБ Фонд частных инвестиций /филиал/» в два ряда выстроились жучки китайский иероглифов. В фойе пол из красной и голубой туалетной плитки исчез. Он оголился до плит перекрытия и наполовину уже сверкает новым покрытием под мрамор.
Может нам повернуть обратно? Ничего, что могло бы навеять воспоминания, здесь уже давно нет. Что тут можно увидеть? Кучи мусора, сложенные вдоль стен строительные материалы, трудолюбивых китайских рабочих с носилками?
– Нет, – скажет Раковский, – коли, уж зашёл сюда, надо хоть родной класс посмотреть.
– А-а… Ну, тогда вам надо подняться на самый верх, на пятый этаж. Именно там вы просидели три последних года, в храме музыки, «на верхотуре». А мы на втором, в классе географии и в подвале, в Музее Боевой Славы.
– Надо же, паркет сняли, – заметите вы, двигаясь по коридорам, – окна и двери поменяли на пластиковые.
– Обратите внимание, вон там, в углу, возле бывшего кабинета истории – гора мусора. А в ней тетради школьные. А ну-ка, ну-ка…
– Цена 2 копейки. 12 листов Гм-м… «Торжественное обещание пионера Советского Союза». Я (фамилия, имя), вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина…
– А помните, где стоял гипсовый бюст вождя?
– Ну, как же, конечно. На втором этаже со стеклянным шкафом. В нём же знамя школы хранилось.
Однажды его свистнули пацаны из 9 «А». Гешу исключили тогда из школы.
– Да, гипсовый Ленин тоже претерпел… Глумились над ним.
– Это не я.
– И не я.
– Фу… как же тяжело подниматься. Не понимаю, как мы тут бегали наверх. Ведь перепрыгивали через две ступеньки.
– Гляньте, а ступени те же.
Отшлифованные десятилетиями и тысячами ног, они потеряли форму, стали покатыми, края истончились. Их тоже реставрируют.
Ну вот, мы и пришли.
– Опа! Двери нет. Убрали, а новую ещё не поставили.
В кабинете пения не осталось мебели. Весь пол завален мусором: куски штукатурки и стекла, фрагменты деревянных оконным рам. Изодранные тетради и грязные листы ватмана: замызганный портрет Мусорского, матросская бескозырка с одной ленточкой и…
– Господин, Раковский, смотрите!
Засыпанная извёсткой под ногами лежит