– А то сама не догадалась! – сердито проговорила Ольга. – Поди не маленькая, а все туда же. Люблю я этого проклятого кобеля. Люблю и все тут. Поняла? – с вызовом в голосе сказала Оля.
– Нет, не поняла. Я бы такое не простила, даже если бы сама тысячу раз умирала от любви к своему мужу. Выгнала бы, и весь разговор! – сказала Люся.
– Значит, не любила или думала, что любишь, – повысила голос Оля.
– Еще как люблю. Но измену никогда и никому бы не простила.
– Ну, а потом? Что ты, Люся, будешь делать потом, ну, когда немного очухаешься? Ответь, скажи, научи.. Что бы ты потом делала с этой своей любовью, когда каждая клеточка твоего тела ждет его прикосновения, его тепла, нежности и страсти? Что тогда ты будешь делать со своей великой гордостью, но без него, одного единственного и любимого? Что тогда ты будешь делать с этой своей любовью, ведь от нее, проклятой, просто так не открестишься? – спросила Ольга.
– Мучилась бы от ревности, задыхалась бы от тоски, плакала бы, но только ночью, билась бы головой об стенку, выла бы от горя, но терпеть, закрывая на это глаза, я бы все равно не смогла, – ответила Люся.
– Поняла. Все поняла. Но в жизни, Люся, все не так просто… Не дай тебе бог это пережить! Ты – женщина городская, образованная, сильная, у вас там в городе совсем другая жизнь и, наверно, другие понятия. Но ты все равно не права. Любовь, она и есть любовь, – тут ничего не добавишь и не отнимешь, – и Оля тыльной стороной ладони смахнула бегущие по ее лицу слезы.
Если бы Люся знала, что ее маленькая дочь может запоминать целые монологи, которые не всегда понимала, она бы была более осмотрительна.
Поезд скрипнул тормозами, дернулся и остановился. Наши попутчицы, схватив свои пожитки, бросились к выходу.
– Олька! Давай быстрее! Двигайся, а то тебя затопчут! – кричали подруги, пробивая в потоке людей себе дорогу. Мама протиснулась к окну, чтобы в последний раз помахать им рукой. За долгую и тяжелую дорогу все настолько сроднились, что их глаза не просыхали от слез.
Ольга, выждав, когда Люся повернется к ней спиной, наклонилась и, чмокнув Риту в щечку, поставила возле девочки небольшой мешок.
– Рита! Этот мешок ваш. Передай его своей мамке. Там есть какая-никакая теплая одежонка, старое, но чистое одеялко и еда. А в самом низу я положила немного денег. Они завернуты в тряпочку. Скажи маме, чтобы она не зевала. Смотрите в оба. Здесь любителей на чужое хоть пруд пруди!
– Поняла? – и она выскочила из вагона.
– Люся! Береги себя и Риту! Крепись! Может, доведется нам еще и свидеться!
Оля стояла молча и смотрела на Люсю полными слез глазами, а поезд увозил их все дальше и дальше. Так они и скиталась от станции к станции, от одного поселка к другому, и никто ни разу не рискнул взять их к себе и дать приют беременной женщине с маленьким ребенком.
Наконец, они вышли на каком-то разъезде, и мама тяжело