Они вполголоса говорили, что никогда уже бульвар не будет прежним. Чтобы ничто, ничто не напоминало о Париже…
Кафе потом открылось и заработало как встарь, но…
Нет, Геннадий Савин, контролировавший распоряжение со стороны департамента, не сожалел, что знаменитое кафе утратило свой первоначальный облик. Он решил, что… Ну а что он мог сделать? Возражать? Там, где он служил – в департаменте, – возражений не терпели и не принимали.
Наблюдая и другие перемены, всю эту жизнь, что клубилась вокруг, он с некоторых пор решил вообще ни во что не вмешиваться. Он советник, простой исполнитель, он – чиновник. Он получил это место в департаменте благодаря женитьбе на хрупкой хромой девушке, нежно и преданно любившей его.
К тому же ведь много, много перемен произошло и к лучшему. А что, неправда? Улицы благоустраивались. Круглые сутки – и ночью и днем – ползали по ним оранжевые уборочные машины коммунальных служб. Точно оранжевые гигантские жуки-скарабеи, пожиравшие, утилизирующие чужую грязь и чужой навоз.
Все лето и начало осени постоянно проводились какие-то фестивали, шумные уличные праздники. Эти вот маркеты уличной еды – сначала и правда такие вкусные, рекламировавшие еду и деликатесы со всего света. А потом все более и более скромные, ориентированные уже в основном на среднеазиатскую еду, пропахшую бараньим салом, жирную, которую сам Геннадий Савин, например, есть брезговал.
Насчет пьянства, упомянутого в знаменитой песенке про титулярного советника, – тоже все неправда.
Геннадий Савин спиртное пить избегал. Ну, почти. Прежде не так просто было уклоняться. Потому что товарищи и сослуживцы частенько собирались – особенно в четверг и пятницу на Петровке в секретном баре «Менделеев».
Занятный такой, фешенебельный и одновременно лаконичный, без фишек, бар – с Петровки заходишь сначала в кафе, где подают лапшу, этакий нудлхаус. И там все просто. Но надо пройти через зал и спуститься по лестнице.
И попадаешь в бар «Менделеев» в сводчатом подвале – место, известное лишь узкому кругу деловой элиты, столичных снобов и чиновничества.
Там потрясные коктейли и весьма интересные разговоры. Бесконечный треп, позитивный сошиалайзинг. Типа – ну ты понимаешь, старичок, как надо поступать…
Там нужны крупные инвестиции…
Надо сделать один звонок – только один…
А это интересная идея, стоит подумать…
Но и в уютном баре «Менделеев» тоже как-то все потихоньку постепенно начало меняться. И разговоры зазвучали совсем другие.
Плетью обуха не перешибешь…
Я ничего не могу сделать…
Нет, об этом теперь не может быть и речи…
Понятия не имею – когда…
Не стоит звонить…
Позитивный треп все глох, глох, глох. Но в бар «Менделеев» по-прежнему продолжали приходить. И Геннадий Савин заглядывал тоже – словно на службу в свой отдел департамента. Раньше он никогда не замечал, чтобы тут, в таком фешенебельном баре, кто-то напивался бы до свинячьего визга.
А