В письме отец дает волю фантазии, безуспешно пытаясь примирить врожденный гуманизм с приобретенной ненавистью: «Я читал все Ваши статьи. Знаю силу возмездия. Мало убить немца. Это легкое наказание. Повесить? Недостаточно. Живым закопать? Но мы русские. Я украинец. Мы знаем, что такое гуманность. Я знаю, что Берлин сегодня, это не Париж вчера. Немцы получат “котел” в Берлине. Красная Армия будет его штурмовать. Мы его возьмем как немцы не взяли Ленинград. Но раньше, чем вступить в него, нужно берлинскую шушарь под длительным и методичным огнем наших орудий “Катюш”, под советскими бомбами. Заставить их днем и ночью сидеть в подвалах. Дрожать от страха, затыкать уши от разрывов бомб и снарядов, умирать медленно, но уверенно. Каждый день им нужно напоминать о блокаде Ленинграда…»
Сам, вероятно, испугался своей фантазии. Уже в следующей строке оговаривается: «Возможно, мое высказывание выходит за рамки наших, советских взглядов…» И в конце со всем почтением: «Прошу это письмо принять не как обременение для Вас, и так загруженного работой, со стороны русского офицера, а как чисто личное высказывание моих соображений и по возможности получения на их Ваших замечаний».
Замечаний, конечно, не последовало. Да и мотив написания письма не совсем понятен. Разве всё та же жажда письменного высказывания, письменного заявления себя и какого-никакого литературного общения. Хотя Эренбургу писали многие. Но Борис Яковлевич говорит, что письмо отца отличается от прочих большей развернутостью, литературностью и как бы содержательностью.
Победу отец встретил на Курляндском фронте, в Латвии. Запах Победы распространялся в воздухе, предшествуя ее наступлению; он кружил головы, лишал бдительности. По русской печальной традиции пили без удержу, иногда дело заканчивалось летальным исходом. Нет сомнения, что и эти последние жертвы войны для родственников пали смертью храбрых.
«1 мая 45 г. Утром был митинг с л/с б-на связи по случаю Первого Мая и приказа т. Сталина номер 20.
Днем был общий обед. Все перепились. Вечером был лично у меня НШ гв. Полковник Миленин. Напился до предела. Пришлось отнести домой.
2 мая. Утром обнаружили мертвого кр-ца Алексеева (телефонист, парикмахер).
Наши войска взяли столицу фашистской Германии – Берлин. Большое оживление. К-р корпуса приказал всем частям в 23.30 салютовать в честь победы. Войска пр-ка в Курляндии, видимо, были изумлены нашим торжеством.
3 мая. Получил акт вскрытия Алексеева Б. П. Умер от задушения рвотными массами. Пьяницы всегда так кончают свою жизнь.
Было партсобрание, посвященное выпуску 4-го гос. Военного займа.
4 мая. Получил от Васи (старший сын девяти с половиной лет. – Н. К.) письмо. Пишет, что Паня болеет и, видимо, лежит в больнице.
5–7 мая. Подал рапорт об отпуске в Ленинград. Видимо, не отпустят. Слушал по радио: Люксембург и Лондон о том, что подписан акт капитуляции Германии. Наше радио молчит.
8 мая. Утром подняли